Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 1

Как налетел уполномоченный! «Вы что — очумели? Молотьбу остановили! Товарищ Назаров! Тебя зачем сюда посылали! Укреплять дисциплину или разлагать?» На машину его, раба божьего, и поволок к Тихомирову… А какой у них там был разговор с товарищем Тихомировым — пусть он сам об этом расскажет, я там не присутствовал.

— История об этом умалчивает? — рассмеялся Стародубов.

— Да нет, она-то не умалчивает…

— Читай, как у тебя записано, — ответил Назаров. — Я после скажу — так ли было.

В райкоме, по слухам, хотели сразу собирать членов бюро и снимать ему голову. А потом все же сообразили, что как-то оно получится политически неверно — человек только что принял колхоз и сразу исключать его из партии… И он, конечно, стал проситься: «Дайте, говорит, еще неделю сроку, а потом присылайте комиссию, пусть проверят — прав я был или нет». Так?

— Ну — так…

— А через неделю у нас уже во всех бригадах не по пять, а по тридцать человек выходило на работу!..

— А почему? — перебила Королева, одна из колхозниц «Красного знамени». — Про это и ты, Родионыч, не расскажешь. Ты в нашей вдовьей шкуре не был. Как у нас бабы частушки поют: «Вот и кончилась война, и осталась я одна…» Пришел Павел Федорыч к нам в бригаду. Зерно чистили мы на семена и в амбары возили. Мужики все — на ответственной работе: тот кладовщик, тот весовщик, тот завтоком, тот учетчик. Сидят, покуривают, анекдоты рассказывают. А бабы — веялки крутят, зерно грузят на машину. Да еще сделали нам ящик-меру — центнер целый пшеницы влазит. Ну-ка, подними, перекинь его через борт! Животы надрывали. Поглядел Павел Федорыч на такие порядки, видим — аж поболел с лица, рассердился. Как тряхнет тот ящик оземь! Разбил в щепки. «На чью силу вы, говорит, такие короба делали? Калечить женщин? Этим хотите поспешить?» Дал чертеж, какие ящики поделать, на двадцать килограммов, не больше. И разогнал потом всех мужиков на рядовые работы. А женщин — кладовщицами, учетчицами… Эх, думаем, есть, значит, люди, которые об нашей бабьей доле болеют!.. Ну и как же нам не возрадоваться, не сделать хорошее для такого человека, для колхоза? У кого совесть не заговорит?..

— Короче сказать, — продолжал Никита Родионыч, — поставили мы две молотилки, да как ахнули в две смены — дней за двенадцать перемолотили все, что оставалось. До снегу управились. Приезжает комиссия из района, видят — ошиблись, зря нашумели на человека. Дело в колхозе, похоже, пойдет на лад…

Назаров вначале, когда заговорили о нем колхозники, несколько смущался. Он сел в первом ряду на стул, с которого поднялся Никита Родионыч, и, заметно было, не знал, куда себя девать. То ли сидеть спиною к залу, — неудобно, когда о тебе говорят, то ли повернуться лицом к людям, — тоже нехорошо, как на выставке: смотрите, мол, все на меня, какой я есть. Сейчас смущение его прошло, он поднял голову и вполоборота, через плечо, широко раскрытыми глазами смотрел в зал. Половина людей в зале были колхозники «Красного знамени». Взгляды всех были обращены к нему. На всех лицах он видел хорошие, теплые улыбки… Взволновало Назарова сегодняшнее собрание… Нет, не все делал он с расчетом. Многое — от сердца, и сам уж позабыл. А народ помнит. Пять лет проработал он здесь. Большой кусок жизни. Каждый шаг его помнят…

— Так вот с чего начинал у нас Павел Федорыч, — заключил Никита Родионыч Королев. — Понятно вам, товарищи?.. Сельское хозяйство — это такая штука: поднять дух человека — он тебе втрое больше сработает. А больше поработаем — вовремя посеем, уберем, хороший урожай получим. А от хорошего урожая еще больше дух у человека поднимается!.. И еще скажу вам про сельское хозяйство. Когда председатель в четыре часа утра на ногах — и бригадирам уже как-то неловко на мягких перинах нежиться. А от бригадиров и другим передается. Так оно и идет, беспокойство, по всему колхозу…

…Расходились из клуба все в каком-то приподнятом, взволнованном настроении. У женщин, как всегда, не обошлось без слез. Христина Соловьева, одной рукой вытирая слезы, другой влепила крепкого тумака в спину своему председателю.

— Эх!..

И в это одно слово вложила все, что пережила, перечувствовала за день.

Стародубов живо обернулся на возглас женщины.

— Так, так, Христина Семеновна! Не давай ему покоя, толстошкурому! Где ни встретишь его, на улице ли, в правлении, спрашивай: «А почему у нас хуже, чем в «Красном знамени»?»

— Да мы теперь, Дмитрий Сергеич, такие злые стали! — сразу заговорило несколько женщин. — На свою голову привезли нас сюда!..

— И к вам в райком придем, спросим: почему же вы так неровно руководите, что наши колхозы отстали?

— Что мы — у бога теленка съели?

— Руки до нас не дошли, что ли?

Стародубов, с довольным видом, смеялся:

— Так, девчата, так! Как по-морскому говорят: «Так держать!»

Но хотелось, чтобы он на прощанье сказал и Назарову что-то дружески-подхлестывающее, вроде:

— А не привыкаешь ли ты, Павел Федорыч, к тому, что все к тебе да к тебе ездят на экскурсию учиться? А тебе с твоими колхозниками некуда поехать поучиться? Разве твой колхоз — самый лучший в Советском Союзе?..

Но этого Стародубов не сказал Назарову. Вокруг Назарова собралось человек десять — председатели ближайших соседних колхозов, бригадиры, директор МТС, Христина Соловьева. Он успел сказать им: «Обедать — ко мне». Остальные — кто побежал перекусить в сельпо, кто пошел к своей машине. Стародубов взял за рукав Назарова.

— А то поле, что под Городенским, все же поздновато вспахали вы под пар. Не все, может быть, это заметили, обратили только внимание, что чистый пар, ни соринки. А чистый потому, что неделю назад только вспахано. — Засмеялся. — Верно? Меня не проведешь!

— Под выпас оставляли, Дмитрий Сергеич. Ничего не хуже будет на том поле пшеничка, посмотрите будущим летом. По толоке — пар. Верите, некуда скот выгонять. По нашему животноводству нам бы еще земли гектаров пятьсот. Где ее взять?

— Подсевать, подсевать надо побольше! Искусственные выпасы. Культурно надо хозяйствовать, не надеяться лишь на ту травку, что бог вырастит.

— Есть и искусственные выпасы — не хватает. Хотели посеять больше ржи на выпас — вы же сами попросили занять «Маяку» семян… Куда вы, Дмитрий Сергеич?

— Поеду. Степа! Давай машину.

— Да зайдемте ко мне, пообедаем! С утра не ели. Уже шестой час.

— Нет, поеду, спасибо. Отдохну часок. А вечером — заседание исполкома.

— Всегда вы отговариваетесь заседаниями. Неправда, нет сегодня исполкома! Почему же меня не известили? Я член исполкома.

— Или что-то другое, забыл. Комиссия какая-то. Нет, поеду.

— Брезгуете нашим хлебом-солью?

— Ничего, ничего, как-нибудь в другой раз. До свиданья! А ты и за столом расскажи еще им о своих методах руководства. Я думаю, сегодня день не пропал зря. Крепко запало в душу людям то, что они видели здесь. Ты уж потерпи, Павел Федорыч. Еще не раз побеспокоим тебя, оторвем от работы. Не одну еще экскурсию поводишь по своему хозяйству.