Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 3

17/X 1953

Спасибо тебе за хорошее, сердечное письмо. Очень радостно, что ты растешь духовно, все больше думаешь о жизни, о своих обязанностях в ней, растешь как советский гражданин. Так держать!..

Очень назрели уже новые главы очерков. Не только обдуманно по мыслям, но уже и художественные блестки заиграли. Будет не менее остро, чем все, написанное раньше. Тут уж я беру не хозяйственные вопросы (навесы для комбайнов, ремонтная база и т. п.), а живое дело партийных организаций — работу с людьми. И всеми силами, всей душой навалюсь на формализм! Скорее бы кончилась эта сутолока, связанная с переездом, да засесть неотрывно за стол!

20/III 1954

…Очень погружен в новые главы «Будней», новые конфликты, которые ничуть не слабее старых. Предстоят опять бои, муки оттого, что опять не все выскажешь, тревога за судьбу написанного. Нет отдыха мозгам, сердцу. Идут чудесные умные письма от читателей, прямо не письма, а продолжение «Будней». Чувствую, что многие тысячи людей думают в одно со мною и что новые главы, которые сейчас вынашиваю, опять ж о совпадут с мыслями, чаяниями народа…

Только что получили твое второе письмо. То, что тревожит сейчас Г. С., тревожит и меня — новые ошибки в руководстве деревней. Страшно все сложно, назревают в новых формах новые опасности, очень трудно во всем разобраться и еще труднее высказать, но не имею права не разбираться, надо и об этом писать, и писать поскорее, пока не зашло слишком далеко…

Нужно напрячь себя, как на фронте, когда я почти каждый день выступал в газетах.

17/IV 1954

Посылаю тебе копию статьи, отосланной сегодня в «Лит. газ.».

…В общем, с новыми главами [«Будней»] чем дальше, тем острее. То, что сделано пока правящими кругами и литературой в борьбе с бюрократизмом, поистине страшнейшим внутренним врагом нашим, — пока лишь начало. Только когда по-настоящему, всесторонне приступаешь к изучению этих вопросов, по-исследовательски отбираешь факты и примеры из жизни для обобщений и выводов и глубоко вдумываешься в них, — чувствуешь, как далеко зашло и как дьявольски трудно выправить дело, какая нужна энергичная встряска всему обществу.

То, что я сказал в первых очерках, это, по существу, пока лишь буква «А» из целого алфавита. Много, много нужно еще писать, и так писать, чтобы каждая фраза звучала пощечиной на весь Советский Союз по сытым равнодушным рылам бюрократов…

Очень много писем на последние главы, особенно на отрывок «На одном собрании» в «Правде». Пишут и из-за границы. Сегодня получил письма из Берлина и Будапешта от немца и венгра, коммунистов. Пишут, что и у них словоблудия хватает, благодарят за помощь в борьбе с бюрократизмом.

Хочешь не хочешь, Валя, — надо писать дальше. Сама жизнь заставляет. Вот оно как пошло с «Районными буднями». А главный толчок все-таки к этим вещам я получил от Льгова. Не жалею о пяти годах, прожитых там.

2/VIII 1954

Уважаемая тов. Нефедова!

Б. Полевой, утверждавший, что «очерк вымысла не допускает», очевидно, не читал очерков Г. Успенского, Короленко. Просто досадно, как люди не хотят изучать или забывают классическое наследие в жанре очерка.

Это, конечно, сущая чепуха, что в очерке все должно быть абсолютно документально. В каком очерке? И очерки бывают разного «сорта». Мы принизили как-то в последнее время этот вид литературы, свели понятие очерка к более или менее живо написанной газетной корреспонденции (с пейзажем), зарисовке. Но есть еще большой журнальный очерк, очерк-исследование, очерк-раздумье. Тут можно, отталкиваясь, конечно, от жизни, — и обобщать, и вводить вымышленных персонажей, в общем, вести большой разговор о жизни, привлекая все художественные средства — и острый сюжет (вымышленный), и драматургически напряженные диалоги, и «личные линии», и пр. и пр., и бог знает, где тут четкая грань между очерком и рассказом, очерком и повестью. Б. Полевой примитивно, по-детски хрестоматийно определяет эту грань: рассказ — это высший жанр в литературе потому, что это «сам сочинил», а очерк — это что-то похуже потому, что списано с натуры. Мол, с натуры и дурак спишет, а вот попробуй «сочинить»!

Так вот, кроме очерка о конкретных людях, о действительных событиях, в литературе существует еще (и всегда существовал в русской литературе) и такой очерк, где все «сочинено» — и сюжет, и персонажи, и размер доходит, может быть, до 16–20 печатных листов. Просто автору захотелось почему-то придать этим своим размышлениям о жизни форму очерка, а не повести или романа. Может быть, потому, что эта форма более мужественна, свободна от обязательств развлекать читателя всяческой беллетристикой, более просторна, в смысле возможностей для авторских отвлечений, для введения публицистики в художественную литературу.

Вот еще вспомнилось: а «Записки охотника» Тургенева это что — рассказы или очерки? Как бы тут Полевой определил?

Вот, товарищ Нефедова, моя точка зрения на вопрос об очерке…

16/IX 1954

Особое спасибо Вам, дорогой Максим Васильевич, за последние письма!

Вот такие же мысли, спорные, противоречивые, волнуют и меня и моего Мартынова. Конечно, он не нашел идеального решения вопроса о руководящих кадрах. А есть ли оно, идеальное решение? Тут еще все это корректировать и корректировать!.. Немножко и перегнул Мартынов, и погорячился, за некоторые ошибки в дальнейшем будет расплачиваться. Но лучше в этом вопросе с кадрами какое бы то ни было движение, пусть с ошибками, которые в дальнейшем придется исправлять, нежели мертвый застой.

…Ох, как вырастают сейчас требования к партийной работе, душевной работе с живыми людьми! Нужен высший класс партийной работы.

В следующих главах доберусь и к острейшим вопросам о размерах наших управленческих аппаратов (которые надо сокращать раз в 10), о чрезмерных привилегиях для работников управленческих аппаратов (читайте «Государство и революция» Ленина). Мартынов мой только подбирается к главному. Перед ним вырастает сейчас такая громада запутанных, нерешенных вопросов, что порою и его оторопь берет: одолеет ли, не сорвется ли где-то на чем-то?..

Да, Вы правильно предугадали возможный мой ответ на некоторые места из Вашего письма. Терпение, Максим Васильевич, я же еще не закончил этот цикл очерков, и не знаю, когда закончу. Многое, что сверлит сейчас мозг, над чем думают все думающие люди, попы таюсь высказать в следующих главах. Дальше в лес — больше дров. Такая она, жизнь, и есть — погружаешься в нее, и перед тобою целый лес вопросительных знаков…

10/I 1955

…Жаль, что ты не читал К. Гамсуна — «Викторию», «Пан» и др. Когда-то я увлекался его любовными повестями, а теперь вижу, какая это чепуха. Из такой изломанной, издерганной любви, когда двое играют друг с другом, чуть ли не с садистским наслаждением причиняют друг другу боль, — ничего хорошего для дальнейшей супружеской жизни не получается. Получается — ад. Они начинают мстить друг другу на каждом шагу за все прошлые обиды и унижения. Нет, уж лучше без этого «поэтического» кишкомотательства, когда выбираешь себе подругу на жизнь, жизнь трудную и боевую. В женщине все же неплохая вещь — доброта.