Василий Шукшин - Том 2. Рассказы 60-х годов

– Выпей водки, Сань?

– Еще полгода! Лето… Ничего не надо, буду смотреть на солнце… Ни одну травинку не помну. Кому же это надо, если я не хочу? – Саня плакал. – Филипп…

– Што, Сань?

– Кому же это надо? Ну ведь глупо же, глупо!.. Она же – дура! Колесо какое-то.

Филя тоже плакал – чувствовал, как по щекам текут слезы. Сердито вытирался рукавом.

– Сань… ты не обзывай ее, может, она… это… отступит. Не ругай ее.

– Я не ругаю. Но ведь как глупо! Так грубо… и никак не помочь! Дура.

Саня закрыл глаза и замолк. И долго-долго молчал. Филя даже подумал, что уже – все.

– Поверни меня… – попросил Саня. – Отверни. – Филя повернул друга лицом к стене.

– Дура, – еще раз совсем тихо сказал Саня. И опять замолчал.

Филя с час примерно сидел на стуле не шевелясь, ждал, когда Саня что-нибудь попросит. Или заговорит. Саня больше не заговорил. Он помер.

Филя и другие мужики схоронили Саню. Тихо схоронили, без лишних слов. Помянули.

Филя посадил у изголовья его могилы березку. Она прижилась. И когда дули южные теплые ветры, березка кланялась и шевелила, шевелила множеством мелких зеленых ладоней – точно силилась что-то сказать. И не могла.

Против председателя сельсовета, боком к столу, утонув в новеньком, необъятном кресле (председатель сам очень удивился, когда к нему завезли эти мягкие, пахучие громадины – три штуки! «Прям как бабы хорошие!» – сказал он тогда), сидел не старый еще, седой мужчина в прекрасном светлом костюме, худощавый, чуть хмельной, весело отвечал на вопросы.

– Как это? – не мог понять председатель. – Просто – куда глаза глядят?

– Да. Взял подробную карту области, ткнул пальцем. Мякишево. Мгм, Мякишево… Попробовал на вкус – ладно. Приезжаю, узнаю: речка – Мятла. О господи!.. – еще вкуснее. Спрашивается, где же мне отдыхать, как не в Мякишево, что на речке Мятле?

– Ну, а на юг, например? В санаторий…

– В санаториях – нездорово.

– Вот те раз!..

– Вы бывали?

– Бывал, мне нравится.

– А мне не нравится. Мне нравится, где не подстрижено, не заплевано… Словом, у вас возражений нет, если я отдохну в вашем селе? Паспорт у меня в порядке…

– Не нужен мне ваш паспорт. Отдыхайте на здоровье. Вы что, художник? – Председатель кивнул на этюдник.

– Так, для себя.

– Я понимаю, что не на базар. Для выставки?

Приезжий улыбнулся, и улыбка его вспыхнула ясным золотом вставных зубов.

– Для выставки – это уже не для себя. – Ему нравилось отвечать на вопросы. Наверно, он с удовольствием отвечал бы даже на самые глупые.

– Для чего же тогда рисовать?

– Для души. Вот я стою перед деревом, положим, рисую – и понимаю: это глупо. Меня это успокаивает, я отдыхаю. То есть я с удовольствием убеждаюсь, что дерево, которое я возымел желание перенести на картон, никогда не будет деревом…

– Но есть же – умеют.

– Никто не умеет.

«Здорово поддавши, но держится хорошо», – отметил председатель.

– М-да…

– Вы не подскажете, у кого бы я мог пока пожить? Пару недель, не больше.

Председатель подумал… Пока соображал, успел отметить прекрасный костюм художника, золотые зубы, седину его, умение держаться.

– Пожить-то? Если, допустим, у Синкиных? Дом большой, люди приветливые… Он у нас главным инженером работает в эртээсе… Дом-то как раз над рекой, там прямо с крыльца рисовать можно.

– Прекрасно!

– Только, знаете, он насчет этого – не любитель. Выпивает, конечно, по праздникам, а так… это… не любитель.

– Да что вы, бог с вами! – воскликнул приезжий. – Это я ведь так – с дороги… Не побрит вот еще… – Он потрогал щетину на подбородке. – А так я – ни-ни! Тоже по праздникам: Первое января, Первое мая, Седьмое ноября, День шахтера, День железнодорожника…

– Ну, это само собой.

– Вы тоже в День железнодорожника?

Председатель засмеялся: ему нравился этот странный человек – наивный, простодушный и очень неглупый.

– У нас свой есть – День борозды. А вы что, железнодорожник?

– Да. Знаете, проектирую безмостовую систему железнодорожного сообщения.

– Как это – безмостовую?

– А так. Вот идет поезд – нормально, по рельсам. Впереди – река. А моста нет. Поезд идет полным ходом…

Председатель пошевелился в кресле.

– Ну?

– Что делает поезд? Он пла-авненько поднимается в воздух, перелетает, – приезжий показал рукой, – через реку, снова становится на рельсы и продолжает путь.

Председатель готов посмеяться вместе с приезжим, только ждет, чтоб тот пригласил.

– Представляете, какая экономия? – серьезно спрашивает приезжий.

– Это как же он, простите, перелетает? – Председатель всё готов посмеяться и знает, что сейчас они посмеются.

– Воздушная подушка! Паровоз пускает под себя мощную струю отработанного пара, вагоны делают то же самое – каждый под себя, – паровоз подает им пар по тормозным шлангам… Весь состав пла-авненько перелетает реченьку…

Председатель засмеялся; приезжий тоже озарил свое продолговатое лицо ясной золотой улыбкой.

– Представляете?

– Представляю. Этак мы через месяц-другой плавненько будем в коммунизме.

– Давно бы уж там были! – смеется приезжий. – Но наши бюрократы не утверждают проект.

– Действительно, бюрократы. Проект-то простой. Вы как насчет рыбалки? Не любитель?

– При случае могу посидеть…

– Ну вот, с Синкиным сразу общий язык найдете. Того медом не корми – дай посидеть с удочкой.

Приезжий скоро нашел большой дом Синкина, постучал в ворота.

– Да! – откликнулись со двора. – Входите!.. – В голосе женщины (откликнулась женщина) чувствовалось удивление – видно, здесь не принято было стучать.

Приезжий оторопел… Голос показался ему знакомым. Он вошел… Прямо перед ним на крыльце с тазом в руках стояла женщина… Лет, наверно, пятидесяти, красивая в прошлом, ныне полная – очень. Она тоже оторопела.

– Игорь… – сказала она тихо, с ужасом.

– Вот это да, – тоже тихо сказал приезжий. – Как в кино… – Он пытался улыбаться.

– Ты что?.. Как ты нашел?

– Я не искал.

– Но как же ты нашел? Как ты попал сюда?

– Случайность…

– Игорь, господи!..

Женщина говорила негромко. И смотрела, смотрела, не отрываясь, смотрела на мужчину. Тот тоже смотрел на нее, но на лице у него не было и следа насмешливого, иронического выражения.

– Я знала, что ты вернулся… Инга писала…

– Ольга жива? – Чувствовалось, что этот вопрос дался мужчине нелегко. Он – или боялся худого ответа, или так изождался этого момента и так хотел знать хоть что-нибудь, – он побледнел.

И женщина, заметив это, поспешила:

– Ольга – хорошо, хорошо!.. Она в аспирантуре. Но, Игорь, она ничего не знает, для нее отец – Синкин… Я ей ничего…

– Понимаю. Синкин дома?

– Нет, но с минуты на минуту может прийти на обед… Игорь!..