Исай Давыдов - Девушка моего друга

— Да-да… Разумеется…

— Ты работаешь все там же? — Да.

— Не надоело? — Какое это имеет значение? Конечно, я никогда не увлекалась железобетоном. Но ведь все это… второстепенное… Не этим же живет современный человек…

— Смотря какой…

— Ну, я, конечно, не говорю о тебе!.. Ты ведь всегда был сверхправильный! У тебя главная жизнь была в институте, на заводе… В общем, не там, где у нормальных людей…

— Мы, кажется, опять начинаем с тобой ругаться…

— Да… Как сильна инерция, а?.. Через столько лет… А скажи, Витька, ты меня во сне видишь?

— Раньше видел.

— И — как?

— Всяко.

— Боже, какие мы с тобой дураки!..

— Возможно.

— Ну, ты хоть что-то понял за эти годы?

— Я живу сейчас так, как хочу, Белка. А ты мне этого не давала.

— То есть живешь на своем заводе?

— Я перешел в НИИ.

— У вас там даже есть НИИ?

— И не один.

— И что ты в нем делаешь?

— Проектирую то, что раньше собирал.

— Какая-нибудь кибернетика?

— Да, Белка, кибернетика.

— Сейчас это модно…

— Ты же знаешь, я и раньше…

— Да, конечно… Когда мы учились в институте, это считалось низкопоклонством и чуть ли не черной магией… Как тогда из-за этого трепали нервы!

— Было времечко!

— А ведь мне тогда казалось, Витька, что ты прямо из студентов попадешь в самые типичные неудачники.

И я очень гордилась тем, что мне на это наплевать и что я тебя люблю, несмотря на это.

— Оказалось-то все-таки не наплевать…

— Ты же прекрасно знаешь — дело не в этом!

— И в этом тоже… Это работало подспудно. Чего уж теперь-то?…

— Ну ладно, оставим эту тему. А то опять начнем ругаться. Как твоя жена?

— Все так же — работает, воспитывает сына.

— Она у тебя, кажется, брюнетка?

— Да.

— Сейчас это модно. Я тоже думаю перекраситься.

— Не стоит. Перекрасишься — это уже будешь не ты.

— Ну и что? Нужно быть чем-то определенным. А то не блондинка, не брюнетка, не рыжая… Это что — уже Белорусская?

— Да.

— Ты сейчас в гостиницу?

— Ага…

— Знаешь, я еще не была ни в одной высотной гостинице… Странно, правда?.. Живу в Москве.

— Я там в двухместном номере…

— Слушай, ты стал хамом.

— Прости! Я не хотел тебя обидеть.

— Ты всегда так говорил! И всегда обижал.

— Извините, молодые люди, помешаю вам. Мне до Калужской надо. А тут на схеме ее что-то не видно.

— Переименовали, папаша. Это сейчас Октябрьская.

— Спасибо, сынок!

— Пожалуйста.

— Да, Витька, а кем ты числишься в своем НИИ?

— Старшим научным.

— Ого! Ты что — уже кандидат?

— Пока нет, но скоро, наверное, буду. У нас это, впрочем, несущественно. Это получается между делом.

— Ты верен себе! То, что для других «дело», для тебя «между делом». Тебе всегда не хватало целеустремленности.

— Смотря к чему.

— Ну, к тому, ради чего вообще живут люди…

— Не надо ссориться, Белка! Мне на следующей выходить.

— Да… не стоит… А как твоя мама? — Спасибо. Здорова. А как твои?

— Знаешь, они как-то очень быстро сдали. Постарели, сидят почти все время на даче.

— С новым зятем ладят?

— Да! У них полный контакт.

— И твой супруг, наверно, не жалеет времени, чтобы играть с отцом в шашки?

— Они иногда играют… Но папа сейчас редко бывает в Москве… В общем, это перестало быть дробленой. Все проблемы постепенно разрешаются.

— Да… Это только со мной они были неразрешимы.

— Ты просто очень тяжелый человек, Витька. Ты подчиняешь жизнь каким-то химерам и хочешь, чтобы все вокруг тебя делали то же самое. Если говорить честно, мне жалко твою жену. Чтобы жить с тобой в мире, надо отказаться от всего своего, от всего личного. Надо стать рабой.

— Она не жалуется…

— Тебе! А кому-нибудь другому наверняка плачется в тряпочку.

— Не думаю. По-моему, она считает нашу жизнь нормальной.

— Да ни одна уважающая себя женщина не может считать такую жизнь нормальной!.. Просто она не говорит тебе. Ей, наверно, некуда податься… Знаешь, если бы ты сейчас предложил мне отдельную квартиру в Москве, собственную машину и себя самого, совершенно свободного, в придачу, я бы, наверно, все-таки отказалась.

— Что-что?

— Ну, говорю, если бы ты вдруг снова предложил мне свою руку и за плечами у тебя была бы полная свобода, отдельная квартира и своя машина — я бы не согласилась.

Я многое поняла за эти годы…

— A-а… Дошло…

— До тебя по-прежнему медленно доходят иные элементарные истины.

— Да… Иные истины доходят медленно…

— Ты что-то скис…

Нет. Просто мне сейчас выходить. Передавай привет маме и папе.

— Может, ты проводишь меня?

— Извини, Белка! Никак не могу!

— Торопишься?

— Как всегда.

— Ну что ж, передавай привет маме.

— Спасибо. Передам.

— Да, ты хоть иногда встречаешь Юрку?

— Встречаю. Мы переписываемся и иногда подгоняем командировки в Москву. Весной я просто летал к нему в Саратов. А он сейчас собирается ко мне.

— Почему он не звонит? — Хоть изредка?

— Не знаю.

— Может, он на что-нибудь обижен?

— Вряд ли. За что он может на тебя обидеться?

— Вот и я думаю. Все-таки столько лет мы были друзьями, одной компанией…

— Да, были…

— В общем, передай ему, что он мог бы иногда и позвонить.

— Хорошо, передам. Ну, до свидания.

— Пока, Витька! Я очень рада, что встретила тебя.

— И я тоже, Белка! Просто очень рад!

— Врешь ведь!

— Нет, искренне! Ты даже не представляешь себе, как я рад!

— Что-то по твоим глазам не похоже.

— Ты никогда не умела читать по глазам, Белка! Может, это главная беда в твоей жизни. Ну, пока, а то меня сейчас втолкнут обратно…

— Пока… Витька! Подожди! Я с тобой!.. Товарищи! Пустите! Дайте выйти! Товарищи! Что же вы делаете?! Пустите!!!

— Прощай, Белка!..

Это было самое настоящее сливочное масло! Не какой-нибудь лярд и не перетопленное сало, а настоящее сливочное масло! И оно толстым слоем было намазано на белый хлеб. Совсем так же, как мазали его до войны, когда и белый хлеб и масло запросто можно было купить в любом магазине возле нашего дома.

Я глядел на этот кусок хлеба с маслом и все еще не верил своим глазам. Неужели это для меня? Неужели я вот так просто могу сейчас взять его в руку и съесть?

Я посмотрел на маму. Перед ней лежал такой же кусок хлеба с маслом, и она, видимо, так же боялась к нему притронуться, как и я.

Хлеба с маслом я не ел уже полтора года. С тех пор, как мы уехали из Москвы в Алма-Ату. Кажется, последний раз я ел его в поезде. Тогда у нас еще были московские запасы…

Как жаль, что с нами нет бабушки, что она уже не может идти пешком через весь город и поэтому не пришла сюда с нами! И перед ней лежал бы сейчас кусок хлеба с маслом. А так она его и не увидит. Не унесешь ведь ей половину бутерброда с этого по-царски богатого стола…