Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой

— По-твоему, всякая скромная девушка, которая не бросается на шею первому встречному,— мещанка? Милочка потому мне и нравится, что она не такая, как ты!.. В общем, к черту!..

Он ушел, еще больше расстроенный и обозленный.

Дома, отказавшись от ужина, Борис бросился, не раздеваясь, на кровать. Он перебирал в уме всех девушек, с которыми когда-либо встречался. Среди них были, конечно, и такие, которые нравились ему. Хотя бы Маша Воеводина с факультета журналистики. С нею приятно было появляться где-нибудь. Ребята лопались от зависти, глядя на нее. А все же не то, совсем не то!..

«Попросить папу поговорить с Толстяковым? А что это даст? Поможет ли?..»

Он поднялся и пошел к отцу в кабинет.

— Можно поговорить с тобой? — спросил он, приоткрыв дверь и заглядывая в комнату.

— Отчего же, конечно! — Вениамин Александрович сидел в пижаме за письменным столом и разбирал какие-то бумаги.

— Видишь ли, папа,— начал Борис,— дело в том, что... я решил жениться!

Вениамин Александрович даже вздрогнул от. неожиданности.

— Жениться! С чего это ты так, вдруг? И рано тебе,— сказал он, откинувшись на спинку кресла и разглядывая сына, точно увидел его в первый раз.

— Почему рано? Мне двадцать три года. Не думай, на твоей шее сидеть не собираюсь, поступлю на работу!

— Не говори глупостей! Я к тому спросил, что, может быть, лучше сначала окончить университет. Остался ведь всего год. Подожди немного.

—- Я-то могу подождать, а ©от подождет ли она — не знаю...

— Кто же она? — Вениамин Александрович глядел на сына и думал: «В самом деле, совсем большой...»

— Падчерица Толстякова, Милочка.

— Ну что ж, губа у тебя не дура!

— Значит, одобряешь?

— Вполне!

— А как, ты думаешь, мама?

— Маму беру на себя,— важно сказал Вениамин Александрович.

Выбор сына ему пришелся по душе. Вообще-то говоря, пусть женится парень, а то еще попадет в плохую компанию — потом хлопот не оберешься!..

— А теперь самое главное,— Борис замялся.— Тыне мог бы поговорить... с Василием Петровичем?

— Могу. Но, по-моему, это ни к чему. Раз вы любите друг друга, то при чем тут Толстяков? Тем более он ведь ей не родной отец.

— Нужно, понимаешь... Дело в том, что Милочка... не совсем согласна...

— Ну, Борис, ты меня удивляешь! — покачав головой, сказал Вениамин Александрович.— Такой видный парень! И потом — в сердечных делах прибегать к чужой помощи?! Мм... все-таки живем не в прошлом веке. Завоевывай ее. сам, дружок!

На следующий день Лена помчалась к Милочке, и не потому, что торопилась выполнить просьбу Бориса, а из любопытства.

Сидя на кончике кушетки, она говорила о пустяках, предвкушая заранее удовольствие, которое получит, когда раскроет карты и объявит подруге, что ей все известно.

— Ты что-то нигде не появляешься...

— Некогда мне,— нехотя ответила Милочка.

— Какие дела у студентки во время летних каникул? Когда-то ты находила время повидаться даже во время сессии!

— То было прежде.

— Ну, а теперь что?

— Жаль тратить время на пустяки.

— Понимаю: успех у мужчин вскружил тебе голову!

— Какой там успех!

— Не хитри, я все знаю. Вчера Борис был у меня.

— Ну и что же?

—- Послушай, Милочка, не строй из себя гордячку, не ломайся. Упускать такой случай просто глупо с твоей стороны. Красивый муж, положение, квартира, да еще какая! Деньги! Не понимаю: чего тебе надо?

— Тебе никогда в голову не приходило, что для счастья этого маловато?

— Ясно: не хватает любви! С милым рай и в шалаше, не так ли? Пустые слова, выдумки дураков!.. Выходи за Бориса, и если не можешь без романтики, то заведи милого для души. Это даже интересно: тайные свидания, ревность мужа, упреки любовника...

— Не говори глупостей, слушать противно!

На лице Лены появилась пренебрежительная гримаса, подведенные глаза сузились, тонкие губы, подкрашенные лиловой помадой, дрогнули. Она достала из сумки пачку сигарет, закурила и зло, отчеканивая каждое слово, сказала:

— Ты всегда была воображалкой, такой и осталась.

— Ну и пусть.

— Все играешь,— она пропустила мимо ушей реплику Милочки,— недаром в театральном училась. Посмотрела бы я на тебя, что бы ты сделала, если бы однажды твой отчим заявил: «Пора и честь знать, живи на свой счет...» Дай договорить! Работать! Как же, проживешь ты по окончании института на свои девятьсот— тысячу рублей.

— Ничего, хватит, не знатного происхождения.

— Конечно, на хлеб хватит! Только знай — модное пальто и шляпку с вуалью покупать не придется, и мужчины перестанут заглядываться на тебя, как теперь.

— У тебя только это на уме! Как это скучно и пошло!

— Не всем же быть такой утонченной, как ты! Я посмотрю, что ты скажешь через пять лет,— добавила Лена и, поднявшись, притушила сигарету на подставке письменного прибора.— Будешь волосы рвать на себе, да поздно. Говорю — не будь дурой!

2

В кабинете Акулова было жарко. Электрический вентилятор, тихо жужжащий на полированном столике, давал мало прохлады, и участники совещания, вытирая платком лица, то и дело тянулись к бутылкам с боржомом.

Совещание длилось долго, хотя после обстоятельного, хорошо аргументированного выступления Власова всем присутствующим было ясно, что станки действительно непригодны и оснащать ими предприятие нецелесообразно. Поставщики — представители Текстильмаша и завода — упорствовали, стараясь все свалить на Главшерсть. А тут еще выступил Никонов с неуклюжей попыткой защитить честь мундира: главк, мол, вынужден был пойти на эту временную меру из-за нехватки рабочей силы, хотя и знал, что станки далеко не совершенны.

— Как легко, оказывается, жить на белом свете!— сказал Акулов.— Этак просто, не утруждая мозги, можно разрешать самые сложные проблемы. Стало быть, через год-другой, когда будут подготовлены новые кадры ткачих, вы эти далеко не совершенные станки собираетесь в вагранку отправить, а десятки миллионов, затраченные на них, списать? — спросил он, нахмурив брови, и, не получив ответа, обратился к Софронову:— А вы как полагаете, руководитель техники?

— В свое время я предупреждал, даже особое мнение писал...

Под тяжелым взглядом заместителя министра он стушевался и замолчал.

— Предупреждал. Мнение писал... Потом успокоился: чего, мол, зря с начальством ссориться! На фабриках-то не вам работать. Эх вы, работнички! — Акулов повернулся к машиностроителям, занимавшим левую сторону стола: — Итак, уважаемые поставщики, спорить дальше — только попусту время терять. Станки ваши плохие, и мы их принимать не будем.

— Можно еще несколько слов? — спросил главный инженер Текстильмаша.

— Пожалуйста.

— Дело в том, что и эта часть вопроса так просто не разрешается. Завод наш потратил большие деньги, заготовил детали, приступил к серийному производству. Куда теперь прикажете отнести наши расходы? Может быть, договоримся так: вы принимаете у нас заказанное количество станков, а мы остановим их дальнейшее производство, — иначе...