Николай Алешин - На великом стоянии [сборник]

— И долго вы пробыли в лесу? — спросил Писцов.

— Пожалуй, больше месяца. И на день не удосужился съездить домой. Тракторы и без того были потрепаны, приписывай им вторую группу техинвалидности, а уж при этой чертовой ломке с бревнами я, поверите, с рассвета до потемок спины не разгибал от ремонта на ходу. И по ночам зачастую — то сварка, то полная замена частей. А кругом глушь, как в тайге. Хоть бы домишко поблизости. В землянке духота, угар от головешек. Особенно в ветреную ночь, когда дым замахивает внутрь. Не хватало только мышей в еловом лапнике на нарах: нашим‑то бокам он втерпеж, ну а им‑то не по рылу. Встанешь утром — голову словно тросом обтянуло. Хорошо, что заносов не было за все время, пока мы работали. Снег зачернился и осел. Проедешь по нему разок, обомнешь, да схватит его морозом — он сразу сделается как пол. Разгребать совсем не приходилось. Через то мы и управились вовремя. Но все равно работу гнали, высунув язык. Так умотаешься, что едва доберешься до нар. Что говорить, нелегко нам достались заводские денежки! Зато эти кровные девяносто тысяч дали колхозу толчок в те же девяносто сил. Мы не только обменяли семена, не только завезли удобрения и концентраты, а даже малость авансировали колхозников. Конечно, пустяковая выдача, но поимейте в виду, что такое до нас с Гришей совсем не практиковалось. Особенно баб тронули мы поворотом на улучшение в колхозе. Они прямо в глаза хвалили нас. «Родимые! — подступали точно к солдатам‑избавителям. — Ну‑ка, совсем молодые, а такие толковые да степенные! Давно бы колхозу таких…» Я, кажется, упоминал, что меня и в МТС не обходили похвалой. Но она была от руководства, можно сказать, казенная, и только тешила самолюбие, а не задевала за душу, как эта людская, от самого сердца. Случись надобность опять ради них принять такую же маету, как в лесу, — без оговорок согласился бы. Мне их интересы стали так дороги, что даже Дора для меня оказалась уж на втором месте. Даром что решился идти в колхоз главным образом из‑за нее.

— Неужели уж на втором? — не без удивления спросил Писцов. — Это, может, оттого, что поулеглось чувство?

— Какое улеглось! Тут одно другому не мешало. И в лесу, пока я там находился, и после, когда вернулся, Дора не выходила у меня из головы.

— И как вы повстречались? Где?

— В той же школе. Только не подумайте, что я попал туда с этой целью. Там занимаются, а я бы на свидание. Да у всех на виду. Не только в школу, на квартиру‑то к ней явиться я считал неудобным. После первого знакомства — и сразу навязываться: мол, расположен душой и сердцем. Нет! Настоящая‑то любовь ой как требует держаться на тормозах… Хоть и в своем селе, но я опять‑таки надеялся на случай свидеться с Дорой. Так оно и получилось. Директор школы Никодим Северьянович, у которого я сам еще мальчишкой учился в семилетке, остановил меня под вечер у хлебного ларька и говорит: «А ведь я все ждал, Саша, когда ты вернешься из лесу. И вот как раз… — Трясет мне руку, точно родственнику, а сам улыбается, и все‑то у него сияет от солнышка: и очки, и стальной зуб во рту, и даже сивый волосок, что один торчит из бородавки на бритом подбородке. — Ну, как… крепко досталось? — спросил он. — Не раскаиваешься, что ушел с выгодной работы на прорыв?» А я ему: «Я все имел в виду, Никодим Северьянович». Он так и обрадовался: «Чудесно, Саша! Нашим колхозникам требовались не нотации агитаторов, а образцовый трудовой пример и честное поведение старшего над ними». Одобрил и переключился на свое: «Удружи, брат, и для школы: позанимайся с выпускниками в кружке по изучению трактора. Хоть недельки две». Некогда было: ведь уж март начался, а ремонта разного невпроворот. Но разве откажешь? Да и о Доре сразу думки роем… «Я не против, — говорю, — если разрешит председатель». Он посулился завтра же переговорить с Гришей, а мне сказал: «У нас и трактор имеется. В прошлом году мы выхлопотали его через райком у Звернихинского леспромхоза». Не утерпел я, тем же вечером осмотрел их трактор. Он оказался таким же ценным, как расхлестанный голик. Видно, списали его по непригодности и рады были, что удалось почетно сбыть. Постоял я около него в школьном дровянике, подумал и пошел прямо к Грише на квартиру. Гриша брился. Приставил зеркальце к радиоприемнику, намыливается и слушает последние известия. Жена его с ребенком еще не переехала тогда из районного центра. Рассказал я ему о просьбе директора и вдобавок упомянул о школьном тракторе. Он ничего. «Позанимайся, — говорит. — Только хватит ли тебя? Успеешь ли везде‑то?» — «Успевать мы обязаны, а помогать — главней того, — намекаю, что для школы он тоже не сбоку припека, и уж говорю твердо: — Но свой «Беларусь» нам придется отдать школе: если уж обучать ребят, так как следует, чтобы им любо было. Иначе не стоит и приниматься». У него и помазок из рук. «Ты с ума сошел! — обернулся он ко мне. — Подарить самый исправный трактор и завалить посевную!..» Насупился, засопел. А мне вдруг сделалось забавно: смуглый‑то да намыленный, он показался мне очень похожим на одного индуса с седой курчавой бородкой, которого я встретил однажды на сельскохозяйственной выставке в Москве. Я пуще вошел в задор: «Посевную мы не завалим. Будь покоен. Управимся на тех тракторах, какие останутся. До вспашки я приведу их в полный порядок. А поднять пары подсобят те же ребята: я подготовлю любого из них. Они — наши, колхозные. Нам и полагается знакомить их с настоящей техникой». Он отвернулся, впился взглядом в зеркальце и молчит. Потом уперся руками в стол и так поднялся, точно на спину взвалили ему камень: «Берите. Черт с ним!» И обтер лицо платком, а за бритву еще и не брался. Я не обиделся на него за ругань: что поделаешь — хозяин, жалко ему, уж вросся во все.

Саша неожиданно остановился, глядя направо, и сказал Писцову:

— Смотрите‑ка: точно тепленку развели.

Действительно, из‑под рыжей, словно опаленной, кроны поваленной сосны поднялся пар и мотался вроде паутины.

— Верно, будто горит, — согласился Писцов.

— К грибам это, — пояснил Саша. — Непременно проскочат грузди.

Они продолжали свой путь через бор. Солнце снизилось. По мере того как они шли, оно то совсем скрывалось за чащей сосняка, то в прореженных местах ослепительно сквозило между стволами.

— Значит, повели кружок? — нетерпеливо спросил Сашу Писцов, очень довольный его обстоятельным рассказом.

— Повел. Перед тем как начать, нарочно съездил в район и взял в РТС две схемы трактора: на одной — корпус с управлением, на другой — мотор в разрезе. Все припасался, готовился, а сам страшна робел: ведь придется объяснять. Сумею ли толком‑то? Потянет ли у меня с этим? Не забуксовать бы с первого слова. Но подумаю о Доре и расхрабрюсь: что уж скрывать, мне льстило, что через занятия в кружке и я сделаюсь вроде тезки ей. Может, с того у меня и дружба с ней завяжется. Постороннему покажется, что чудно рассуждал. Но всякое придет в голову…