Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2

Он все еще подозревал, что мирный этот разговор — тонкий подвох. Он не мог поверить, что до Уляшева до сих пор не дошли слухи о ого разрыве с женой. Неужели она ничего не сообщила брату? Неужели не насплетничал, хотя бы по дороге в Унь-Ягу, Брызгалов? Вот он сейчас стоит напротив и, задрав подбородок, с отсутствующим видом разглядывает верхушки деревьев.

Или просто Степан Ильич притворяется на людях, будто ничего не знает? Соблюдает приличия? Не похоже это на него. Не похоже.

— Ну, Николай Филиппович, — сказал Уляшев, — не пора ли нам домой, восвояси?

Брызгалов оторвался от созерцания верхушек, будто очнулся:

— А как же… насосы?

— Какие насосы? — не понял Уляшев.

— Вот эти. Демонтировать…

— Демонтировать? — переспросил Степан Ильич.

И повернулся к Светлане. Он смотрел на нее с веселым восхищением и в то же время грустным укором:

— Ох, и хитрый вы человек, Светлана Ивановна! Хитрая вы женщина…

— Не очень, — покачала головой Светлана.

Принесли телеграмму, адресованную на имя заведующего промыслом Брызгалова:

«СВЯЗИ ВЫХОДОМ ЗАМУЖ ПРОШУ ПРОДЛИТЬ ОТПУСК СВОЙ СЧЕТ СОЛОВЬЕВА»

Светлана записала в книгу приказов: «Продлить за свой счет…»

А через два дня дома ее ждал конверт. На конверте был изображен Кавказ: пальмы с ветвями, расчесанными на пробор, море цвета синьки для белья и какой-то санаторий с колоннами, балконами и ниспадающими к морю ступеньками.

«Дорогая Светланочка! — говорилось в Танькином письме. — Можешь меня поздравить. Я вышла замуж. Только вчера расписались. А праздновали в одном ресторане, очень было весело. Светланочка, если бы ты знала, какая я счастливая! Я прямо с ума схожу от этого счастья. Прямо целый день готова танцевать. И мне одного жалко, что ты очень далеко и я не могу с тобой поделиться.

Только ты не подумай, что я вышла замуж за того Шалико с усиками, про которого я тебе писала. Он оказался нахал и женатый. И между нами все давным-давно кончилось, даже раньше, чем началось. Я его просто высмеяла на весь дом отдыха, и он от стыда уехал раньше срока.

А потом я познакомилась с Васей (фамилия у него Козликов, и я теперь — Козликова). Он тоже из нашего дома отдыха. Приехал из города Липецка. Он меня старше на один год. Блондин, только сейчас голова у него обритая, для загара. Но он сказал, что блондин. Знаешь, Светланочка, он до того веселый, что весь дом отдыха его обожает, а затейник наш — просто ноль без палочки перед ним, даже злится из-за этого на Васю.

Он меня тоже очень любит и уже немного ревнует, но я стараюсь не давать ему для этого никакого повода. Прямо отсюда мы поедем к нему в Липецк, где живут его мама и сестренка. Ведь я их еще не знаю, и они меня еще не знают. А письмо мы уже послали. Оттуда, из Липецка, я одна поеду к нам в Унь-Ягу, чтобы рассчитаться и забрать вещи. И опять вернусь к Васе. Мне очень жалко будет с тобой, Светланочка, расставаться. И даже Унь-Ягу жалко. Но ведь из-за этого нельзя отказываться от своего счастья.

Светланочка, ты, может быть, подумаешь, что я очень легкомысленная, потому что так быстро вышла замуж. Я тоже, конечно, понимаю, что надо было хотя бы месяц с ним просто так походить. Но, понимаешь, у него до конца путевки оставалась одна неделя, а у меня тоже отпуск заканчивается. И вот он уехал бы к себе в Липецк, а я к себе в Унь-Ягу, и мы могли бы больше никогда не встретиться. Но мы очень друг друга полюбили и решили, что нельзя терять свое счастье. Поэтому нам нельзя было откладывать.

Я не знаю, застанет ли тебя это письмо, потому что ты ведь тоже собиралась уезжать в отпуск. Но я на всякий случай пишу, чтобы ты знала, когда вернешься. Ведь у меня больше никого нет, кроме тебя и Васи.

Я очень желаю тебе, Светланочка, тоже в ближайшее время выйти замуж и быть такой же счастливой, как я.

Целую тебя т воя вечная Танька» .

Светлана сунула письмо обратно в конверт с расчесанными пальмами и синим морем.

«Смешная…» — подумала она.

И заплакала.

Она плакала долго. Не открывая глаз. Слезы пробивались сквозь ресницы и текли сначала медленно, а потом быстро. Они скатывались по щекам и со стуком падали на подоконник. Одна слеза, другая, третья…

И вдруг они, эти слезы, зачастили, забарабанили по оконным стеклам, по крыше, по земле…

Светлана от удивления перестала плакать и открыла глаза.

За окном лил дождь. Первый дождь нынешнего, запоздалого лета.

Так наступил август. Явился август.

Он окатил все вокруг дождями. Омыл листву и хвою. На деревьях к тому времени так густо и плотно лежала пыль, что сначала дождевые капли пробили в той пыли яминки. Потом по листьям пошли грязные потоки. И уж только потом листва берез и осин задышала свежестью.

Так же и трава: запорошенная пылью, чахлая, сухая, она сперва предстала забрызганной грязью, но затем, в щедрых струях ливня, очистилась, посвежела и буйно пошла в рост.

Да и дожди августовские, к счастью, лились не беспрестанно, а в строгом порядке, будто на заказ. Ночью блеснет неяркая молния, рокотнет дальний гром, первые капли тронут окошко — и вот уже вода весело играет в желобах.

Спишь и даже сквозь сон слышишь: хороший, добрый дождь.

А поутру небо сине и чисто. Солнце ярится. Капелью и птичьим щебетом сверкает лес.

Благодать. Теплынь. Наконец-то дождались его и на Севере — настоящего лета.

Именно в эту пору по окрестной тайге уродилось неслыханное количество грибов и ягод.

Все население Унь-Яги, стар и млад, повадилось ходить в лес по грибы и по ягоды. Индивидуально ходили, а также коллективно — по линии месткома. И если малину, голубику таскали из лесу ведрами, то уж грибы оттуда вывозили даже на грузовых автомашинах — полные кузова.

Для несеверных жителей такие масштабы, конечно, диковинны и могут вызвать недоверие. Но для нас, северян, это в порядке вещей. Если случится в году настоящее лето, то очень даже запросто можно вдвоем либо втроем нагрузить за день полный самосвал грибов.

Воскресным утром Светлана и Глеб тоже отправились в лес по грибы.

Они шли по лесной дороге. Солнце еще не поднялось над тайгой, а только слепяще сквозило в переплетениях узловатых веток.

Глинистая поверхность дороги, не просохшая после ночного дождя, сверкала отлакированной корочкой. И вся эта поверхность — вдоль и поперек — была расчерчена тонкими линиями. Линии прихотливо извивались, пересекали одна другую, прерывались, будто уходя в землю, и возникали опять.

Светлана уже не первый раз видела поутру, после дождя, эти нежные линии на земле, и все не могла понять, откуда они берутся?

— Это что, Глеб? — спросила она.

— Где? — остановился Глеб и глянул себе под ноги.

— Ну, вот… Видишь.