Нотэ Лурье - Где Эсфирь?

Об Эсфири он запрашивал Бугуруслан, где были зарегистрированы все эвакуированные. В тех списках значилось много Левенсонов, много женщин, молодых и старых, носивших имя Эсфирь, но не было той, которую он искал.

В жизни бывают странные совпадения. Ровно через три года после того памятного дня, когда он последний раз виделся с Эсфирью, его родной город был освобожден. Вениамин жадно искал в газетах дополнительных сведений, надеясь что-либо узнать о судьбе Эсфири.

И тут же, на всякий случай, написал на ее довоенный адрес письмо. Пока всего несколько строк.

Время шло, прошли даже самые последние, по подсчетам Вениамина, сроки, а ответа все не было. Его друзья, летчики, видели, как осунулся Вениамин, оживляясь только тогда, когда приходила почта, и посоветовали написать соседям Эсфири. Не может быть, чтобы кто-либо из них не откликнулся.

И снова он ждал. Ждал терпеливо. Теперь-то обязательно должен прийти ответ.

Шли яростные бои со смертельно раненным, но все еще сильным, отчаянно сопротивлявшимся врагом. Страна стояла у радиорупоров. Наша армия освобождала город за городом, и люди выходили наконец из своих укрытий, возвращались из лесов. Кто знает, может, среди этих измученных людей находилась и та, которую отторгла от него война.

В одну особенно тяжелую ночь он вторично летел на боевое задание. У самого подхода к объекту на него напали четыре вражеских самолета. Увертываясь от одного истребителя, попадал под огонь другого, а третий уже заходил в хвост, чтоб наверняка поразить. Снаряды рвались со всех сторон.

Вениамин почувствовал острую боль в груди. Перед глазами кругами пошли огненные вихри, их захлестывала черная пелена… это все… Все кончено… Вдруг в эти последние мгновения — глубокие молящие глаза Эсфири. Глаза, которые ему уж никогда не увидеть… Нет!.. Нет!.. Он должен жить… Не одолеют… не одолеют…

Невероятным усилием воли он вырвался из огня, сбросил бомбы, дотянул до аэродрома и, истекающий кровью, посадил свой бомбардировщик.

Несколько дней летчики обсуждали это событие. Невероятным было возвращение полуживого человека, да еще на подбитой машине.

Но Вениамин не слышал восхищенных возгласов этих видавших виды людей. Не знал, что звонили из штаба, запрашивали о его здоровье. Уже после операции его поздравили с высокой наградой — орденом Красного Знамени. Передали письма боевых друзей… Среди всей корреспонденции был потрепанный конверт с пометкой, сделанной красным карандашом: «Адресата нет».

Адресата нет… Что это значит? Неужели никого из соседей не осталось?

Знали о переживаниях Вениамина его товарищи. Знало командование о его безуспешных поисках, и, когда он поправился, ему дали две недели отпуска. В тот же день Вениамин выехал в свой родной город. Там на месте, решил он, все выяснит.

Дороги были забиты эшелонами. Одни шли на восток, другие на запад. И все переполненные. Для Вениамина, привыкшего к скоростям своего бомбардировщика, это путешествие было нестерпимо медленным. Когда эшелон останавливался, а останавливался он часто, хотелось спрыгнуть, бежать, только бы добраться побыстрее туда, где он теперь все узнает о судьбе Эсфири. А может быть… может быть даже…

Он подавлял это жгучее нетерпение, не оставлял эшелона, хорошо зная: не настолько еще окреп, чтобы трястись на грузовиках.

К разбитому вокзалу поезд подошел ночью. Резкий ветер гнал едкую пыль по щербатому, изрытому воронками перрону.

Вениамин в раздумье остановился на темной привокзальной площади. Куда сейчас пойдешь среди ночи? Лучше бы подождать до утра. Но ждать негде, и, забросив за плечо свою сумку, Вениамин быстро зашагал по темному городу, словно бы ветер подгонял его.

Еще несколько кварталов, и он увидит перед собой знакомый четырехэтажный дом, войдет во двор. На первом этаже, справа от парадной двери, — ее комнатка. Он постучит в окно, зажжется свет и… Ведь такое может быть, должно быть — он услышит голос Эсфири. Вот уже эта улица, только повернуть за угол…

Сердце его свело судорогой. Он остановился, чувствуя, что нечем дышать. От дома, в котором жила Эсфирь, остались только щербатые стены с пустыми глазницами окон. От соседних домов не уцелели даже стены… Развалины, развалины — весь квартал в развалинах. Угрюмо свистел ветер, звеня искромсанной ржавой жестью…

Вениамин перебрался через груды битого камня и вошел во двор. Справа от дверного проема, под обломками лестницы, была ее комнатка… Глыбы камней, куски штукатурки, и вдруг он увидел акацию. Израненную, изломанную, но живую…

Бросив на землю сумку, Вениамин в изнеможении опустился на камень. Больше ему некуда идти. Некуда и незачем… Он столько повидал разрушенных городов и разбитых домов, как же ему не пришло в голову, что в руинах может лежать и этот четырехэтажный дом?

Приходило и это в голову. Но не смел он об этом думать, гнал от себя страшные видения, не хотел верить даже тогда, когда получил назад свое письмо с красным, будто кровью выведенным: «Адресата нет»…

Он смотрел в черный проем окна — пустой и мертвый. Возле этого окна он слушал сюиту Эсфири. И был синий летний вечер. И молодо шумел большой, красивый город. Прекрасными были нежные благоухающие соцветия над окном, мелодия далекого детства, но прекрасней всего была она — Эсфирь…

«Еще два месяца, и ты закончишь институт…»

Он тяжело вздохнул и поднялся. Рана в груди ныла от холода. Плечи, руки совсем онемели. Вениамин поднял ставшую непомерно тяжелой сумку, сделал несколько шагов и вернулся обратно. Куда идти? Некуда идти.

В горестном раздумье долго шагал по узкой тропинке вдоль разрушенного дома. Туда и назад, туда и назад. И стук каблуков гулко отдавался в безлюдной ночной тишине.

Решил дожидаться здесь утра. Потом он пойдет в консерваторию.

Сырой, промозглый туман наползал на город. Вениамин шел медленно, с трудом узнавая улицы. Нарочно сделал круг, чтобы не видеть театра, которым всегда любовался. Боялся, что и его уничтожили…

Консерватория помещалась в небольшом старом здании. Теперь, когда Вениамин увидел одинокий портик — все, что осталось от дома, он опять почувствовал почти физическую боль. Вспомнилось, каким уютным был этот двухэтажный дом, с наивной, трогательной претензией на изящество. Здесь, под этим портиком, он однажды в дождь долго дожидался Эсфири. Тогда она готовилась к своему первому настоящему концерту…

Сюда он шел без особой надежды что-либо узнать,

стоит ли так уж сильно расстраиваться? Вениамин пытался хоть как-то себя успокоить. Главное, на что больше всего рассчитывал, — адресное бюро. Может, через час у него в руках уже будет адрес Эсфири.

Он долго ждал ответа в переполненном коридоре. Завидовал тем, кто, отойдя от окошка, шумно радовался, сочувствовал другим, кто никак не мог отойти, все еще на что-то надеясь. Узнав, что Эсфирь Левенсон в городе не живет, он тоже не сразу оторвался от окошка. Ушел опустошенным…