Нотэ Лурье - Степь зовет

— Чего ты каркаешь, будто ворона? — Шефтл напустился на мать. — Все взялись за меня! Помогать никто не хочет… Сколько раз я тебе говорил, чтобы здесь, во дворе, я не слышал проклятий… Она мне еще тут накличет… Что ты топчешься здесь без толку? Сходи к Калмену Зоготу — я ведь тебя просил — и возьми у Гени-Ривы шворень, я не могу без него выехать в степь.

— Все равно не даст, — проворчала старуха.

— Почему это не даст? Калмен и его жена не такие люди… Ну, иди, не могу же я разорваться! Я пока приберу ток. Иди же, только поскорей, — может быть, я сегодня еще раз успею выехать в степь.

Старуха, что-то ворча себе под нос, подошла к завалинке, сунула ноги в валявшиеся там опорки и отправилась к Калмену Зоготу.

Она плелась заросшей тропкой, миновала несколько дворов и уже собиралась перейти улицу, как увидела старого Рахмиэла с двумя пустыми ведрами. Старуха тотчас попятилась назад.

«Ах, чтоб он ноги переломал, мои болячки на него! Вечно он здесь со своими ведрами… Не мог выкопать колодец где-нибудь у себя на дворе, перебегает другому дорогу с пустыми ведрами, чтоб ему перебежало! Такой старый лапоть, а все еще таскается, чтоб его на кладбище потащили!»

Она три раза сплюнула через плечо. Нет, нельзя сейчас переходить: не хватает ей еще какого-нибудь несчастья. Старуха ждала, чтобы кто-нибудь другой перешел дорогу, но никто не показывался. Не переставая проклинать про себя Рахмиэла, старуха поплелась домой. Она шла медленно, охала и стонала. Что она скажет Шефтлу? — Он и так весь кипит…

Когда она вошла во двор, Шефтл распрягал лошадей, собираясь гнать их на водопой.

— Ну, достала шворень?

— Шворень… А… Я не застала… Нет дома… Дома их нету…

— Ну конечно, разве она что-нибудь достанет! За смертью только посылай ее! А куда Зоготиха девалась?

— Она в степи… наверно, скоро придет… Так я еще раз схожу. — Старуха не знала, как ей вывернуться.

— В степи… Мало того что им дают машины за машинами, у них еще и бабы работают, — сердито проворчал Шефтл, — а я здесь все один и один. Хоть бы кто-нибудь помог… Ну как я теперь выеду в степь, когда шворень сломался? Иди сгреби хоть немного соломы, — обратился он к матери, — и последи, чтобы куры снова сюда не залезли.

Он задами повел лошадей к ставку.

Шефтл пустил лошадей в ставок, а сам с уздечкой в руке тяжело опустился на пригорок.

Уже садилось солнце. Время от времени стрекотал в траве кузнечик.

Такая же тишина была в тот вечер. Вот здесь, около этого самого камыша, она стояла тогда по щиколотку в воде, красивая, крепкая.

Обросший, точно век не брился, в просторной рубахе, он лег ничком и не сводил горящих, черных, как смородина, глаз с камыша. Послышался плеск, — видно, рыбка нырнула.

Сколько воды утекло с тех пор, — Шефтл задумчиво потирал свое заросшее лицо, — жизнь у него совсем взбаламутилась. А тогда… сколько Шефтл помнит себя, он никогда не переживал такого радостного, такого чудесного лета. Как свежи были рассветы, какими голубыми были безоблачные вечера… Он тогда и сам не знал, как ему хорошо. Все выглядело совсем по-другому — утро, степь, плотина, даже вода в ставке. А теперь… Теперь жизнь его со всех сторон перекошена. Элька… Лучше бы она и вовсе сюда не приезжала. Все у него перевернулось: пшеница лежит в степи необмолоченная, ячмень он еще и не жал, наверно, уже осыпается, картошку надо полоть, бурьян глушит ее, а сено у него почти все пропало. Кто мог ожидать такую погоду! Со дня на день ему становится все труднее, а она… Хоть бы какую-нибудь весть подала о себе! Может, забыла о нем? Нет, он никогда не поверит. Ведь вот же он не может ее забыть! Хотел бы, да не может! Он пригнал лошадей к ставку, хотя у него достаточно воды и у себя в колодце. Шефтл прижимается плотнее к земле и в который уже раз перебирает в памяти встречи с ней, с Элькой. И кажется Шефтлу, что это было очень давно, а может, и вовсе ничего не было, может, ему все приснилось. Если бы он знал, где теперь Элька, он ей чего-нибудь послал бы. Поправилась ли она? Если бы попал ему в руки тот злодей, он одним ударом вогнал бы его в землю. Не забыть Шефтлу той ночи, когда он нашел ее, раненную, в Ковалевской балке.

… В степи было темно, хоть глаз выколи. Он отпустил вожжи и лошади сами нащупывали копытами дорогу.

И вот когда они понеслись с горы, он услышал невдалеке крик, который тут же прервался.

Лошади неслись рысью. Но внизу, в Ковалевской балке, они вдруг стали, как будто их кто схватил за узду.

«Хотят отобрать лошадей», — промелькнула у Шефтла мысль. Он спрыгнул с телеги.

У обочины дороги, уткнувшись лицом в землю, лежала Элька.

Шефтл заметался вокруг нее, еще не совсем понимая, что произошло. Он приподнял девушку и вдруг почувствовал, как по руке потекла горячая кровь.

— Элька! Элька! Что случилось? — растерянно спрашивал Шефтл.

Потом взял ее на руки и осторожно уложил на телеге.

— Элька… Ну, скажи хоть слово… Что с тобой? Элька приоткрыла глаза и, еле шевеля губами, прошептала:

— Шефтл…

Она, видно, хотела еще что-то сказать, но не смогла и снова закрыла глаза.

Дождь не переставал. Шефтл сбросил с себя бурку, снял пиджак, хорошенько укутал Эльку и погнал лошадей прямо в Святодуховку, в больницу. Может быть, еще удастся ее спасти. Каждую минуту он наклонялся к ней, прикасался рукой к ее горячему лбу и безжалостно гнал лошадей.

В больницу его не пустили. Но он не уходил. Долго еще стоял под окнами. Потом вышла к нему сестра в белом халате и развела руками: ничего, мол, пока не известно.

А назавтра вечером Эльки в больнице уже не было. На рассвете отправили в город.

Больше он ее не видел.

Только месяца два-три назад Шефтл случайно слышал разговор секретаря райкома с колхозниками. Элька уже совсем здорова, рассказывал он. Шефтлу хотелось расспросить о ней у Иващенко, но он не решился.

Где-то она теперь? Неужели даже и не вспоминает о нем? Но хутор она ведь не могла забыть! Если бы Шефтл знал, где она, он бы ей послал подарок — топленое масло, сырки или же гусиное сало… Ему доставило бы большую радость, если бы Элька поела чего-нибудь из его хозяйства. Тогда она бы, может быть, вспомнила о нем. Эх, ему бы только посмотреть на нее. В самом ли деле она такая, какой осталась у него в памяти?..

Лошади переплыли ставок, вышли на противоположный берег, а Шефтл все еще лежал, вытянувшись, на пригорке. Да, за этот год многое изменилось. И он сам уже не тот Шефтл. Что-то в нем покачнулось. Он теперь уже и не знает, как жить на свете…

Шефтл наконец вспомнил о своих лошадях и вскочил. Буланых не было. Он пробежал несколько шагов и увидел на противоположном берегу Зелду. Она гнала его лошадей из степи сюда, к плотине.

— Шефтл! Шефтл! Твои лошади…