Нотэ Лурье - Степь зовет

Она видела, как больно это Зелде, и теперь по-бабьи жалела невестку.

— Ну, заболела жена — что из того, не бросать же ее. Ничего, еще выздоровеет…

Рано утром Шефтл запряг кобылу в кособокие сани и повез Зелду в Святодуховку, к доктору. То, что приходится гнать кобылу в такую даль, было ему горше горького. Но что поделаешь! Так уж у него идет одно к одному…

Стоял мягкий морозец. На свежем воздухе Зелде стало полегче, и, пригревшись в старом тулупе, она задремала. Сани еле тащились.

Шефтл сидел на передке. Он сгорбился, словно все его горести разом навалились ему на спину, и печально смотрел на свою отощавшую кобылу. Вот оно, все, что осталось от его хозяйства. Столько лет гнул спину от зари до зари, и в дождь, и в жару, и в метель, работал как вол, жалел съесть лишний кусок хлеба, урезывал себя в чем только мог, сберегал каждую кроху, лишь бы стать хозяином, соседям на зависть. А теперь ему стыдно показаться им на глаза. Все у него пошло вверх колесами и становится все хуже и хуже. Бог знает, как он дотянет до весны… Руки опускаются, и опять же помощи ждать неоткуда. А у них, в колхозе, по-иному, о них заботятся… Он, Шефтл, уж и рад бы ухватиться за колхоз. Если б взяли его, он, ей-богу, пошел бы… Видно, не только с двумя, но и с четырьмя руками одному на своей полосе не управиться. Видно, она была права, Элька, люди работают сообща, государство дает машины, им и легче. И его берет досада на самого себя. Давно ли ему предлагали, просили, уговаривали, а сейчас никому до него дела нет, и ей, Эльке, тоже… Вот же она видела его мать, а о нем даже не спросила. Должно быть, узнала, что он женился, и сердится, подумал Шефтл…

Зелда проснулась, когда сани были уже в Святодуховской балке. Она слышала, как Шефтл ожесточенно понукал кобылу, и чувствовала себя виноватой — причиняет ему столько хлопот. А ведь раньше он был совсем другим, веселым. И любил ее… Она нарочно старается вспомнить все то доброе и веселое, что было в их совместной жизни, но от воспоминаний становится еще тяжелее. Эх, выздороветь бы…

— Шефтл! — окликнула она мужа, приподнявшись на локте.

Он, видно, не услышал.

— Шефтл!

— А? — нехотя отозвался он.

— Знаешь, Шефтл, мне будто легче… Садись сюда, поближе. — Ей так хотелось, чтоб он подсел к ней, обнял, прижал к себе. Сделай он это сейчас, век бы, кажется не забыла.

Но Шефтл не шевелился.

— Шефтл, знаешь, кого я вчера повстречала? — снова начала Зелда. Ей так хотелось поговорить с ним. — Знаешь, кого?

— Откуда мне знать… Но-о!

— Эльку Руднер.

— Эльку? — Он обернулся к ней. — Где ты ее видела?

— Днем, когда ходила к Зоготихе занимать отруби, — торопливо ответила Зелда, радуясь, что Шефтл оживился. — Против амбара.

— Против амбара… — протянул Шефтл, точно ждал другого. — А она… ты с ней говорила?

— Нет, я ее издали видела. Такая стала красивая, еще лучше, чем прежде. Знаешь, с кем она шла? С агрономом.

— С Синяковым?

— С ним. Ладная из них вышла бы пара, верно, Шефтл?

— А я почем знаю! — буркнул он, хлестнув лошадь вожжами. — С кем хочет, с тем пусть и ходит. Ее дело… Не холодно тебе? — спросил он через минуту и поправил на ней тулуп.

Зелда схватила его за руку.

— Не холодно… Сядь около меня. Что ты печалишься, Шефтл? Не надо. Подожди, вот мне доктор пропишет лекарство, и я мигом поправлюсь… Помнишь, Шефтл, как мы летом накладывали арбу, я тогда даже скорее тебя управлялась, ведь правда?

Шефтл понуро смотрел на снежную степь и молчал.

«Вон как! Значит, гуляет с агрономом», — думал, он с обидой.

— Шефтл, — не умолкала Зелда, — а помнишь, как мы целую ночь молотили на току?… Что ты молчишь, Шефтл?

Шефтл не ответил. До самой Святодуховки он так и не вымолвил ни слова.

Утром Элька пошла на колхозный двор — спросить насчет саней. Она решила сегодня же поехать в Гуляй-поле. В глубине двора стояли Хонця и Хома Траскун. Увидев Эльку, они дружно замахали руками.

— Что случилось? — спросила Элька, подходя. — Опять неприятности?

— Хорошо, что пришла, — сказал Хонця. — Мы уже собирались к тебе.

— Посмотри, что тут делается! — Хома встряхнул пучок колосьев. — Смотри! Тоже полно зерна!

— А это разве не та же самая куча?

— Да, но нет ни одного пустого колоса, а куча порядочная. Мы тут ее с Хонцей целый час обмолачивали.

— Странно… В скирде почти ни зернышка, а тут полно. Прямо колдовство какое-то! Может, все-таки эти колосья не из той скирды? — нерешительно проговорила Элька. Ей уже хотелось бежать в степь, ко второй скирде, но, помня вчерашнее, она сдерживала себя.

— Вот-вот! И мы с Хонцей о том же толковали.

— Поговорили, хватит. Пошли в степь. — Хонця молодцевато ударил ладонью о ладонь, ногой подгреб к куче разбросанные колосья.

Элька растроганно смотрела на Хонцю и Хому. Зря, значит, ей казалось, что все на нее сердятся. Надо было вчера же к ним пойти, а она, как дура, просидела весь вечер с агрономом…

Хонця потянул ее за рукав, и они направились к воротам.

Из конюшни вышел Додя Бурлак с кучей навоза на вилах.

— Эй, Додя! — позвал Хома.

Тот оглянулся, кивнул, занес навоз за конюшню, потом, добродушно улыбаясь, подошел.

— Ты меня?

— Тебя, брат, тебя. По-моему, ты привозил эту солому?

— Я. А что?

— Ты ее из какой скирды брал? Из той, что к балке?

— Должно, из той, — растерянно ответил Додя. — А может, и нет?

— Может, и нет… — Додя вспомнил, что Юдл Пискун, когда посылал его третьего дня за соломой, что-то говорил, из которой скирды брать, а он, как на грех, взял и забыл.

— Пошли, пошли! — кричали Хонця и Элька от ворот.

— От него добьешься толку! — проворчал Хома и поспешил за ними.

Додя Бурлак так и не понял, чего Хома от него хотел. Видно, он, Додя, что-то напутал. Куда они пошли? К скирдам? Зачем?… С вилами в руках, полуоткрыв рот, он провожал глазами три темные фигуры, которые вскоре миновали огороды и исчезли в снежной степи.

Вечером, когда Шефтл с Зелдой возвращались из Святодуховки, хутор был необычайно оживлен. На колхозном дворе толпились мужчины, женщины, дети, слышался веселый гомон.

— Что там такое?

Шефтлу было любопытно, но не хотелось, чтоб люди видели, как он плетется на своей отощавшей кляче, поэтому он объехал колхозный двор стороной. Однако ребятишки заметили сани, побежали следом и, навалившись на задок, стали гикать на лошадь. Шефтл накинулся было на них, но дети, захлебываясь и перебивая друг друга, стали рассказывать, что Элька с Хонцей и Хомой Траскуном нашли в скирдах много необмолоченного зерна, что сейчас на колхозном дворе секретарь райкома, что весь день работала молотилка и вот только-только подвезли к амбару полные сани пшеницы.

С Жорницкой горки далеко-далеко в морозном воздухе разносилось протяжное гудение. Оно поднималось над буграми, стлалось по балкам и оживляло зимнюю, застывшую степь.