Лидия Вакуловская - И снятся белые снега…

— Стоп-кран!.. Рвите стоп-кран! — крикнула Соня, спрыгивая на платформу.

Все произошло одновременно: кто-то рванул стоп-кран, диким голосом вскрикнула женщина, бросилась в широкую щель между вагоном и платформой Соня, схватила мальчика, вытолкнула его на перрон, зашипели тормоза.

— По-мо-ги-ите!.. — снова не своим голосом закричала тучная женщина, посмотрев туда, где осталась Соня, и закрыла руками лицо.

Поезд стоял. К нему бежали люди. Мелькнуло лицо Миши… лицо худой Мани… лицо Юрия… насмерть перепуганное лицо Люси…

Вокруг тревожно говорили:

— «Скорую»!.. Звоните в «скорую»!..

— Как же это случилось?..

— Ужас, какой ужас!..

— Бедняжка… А чей ребенок, ее?..

— Чужой… Вон его мать… Это из-за них — раззявы!..

Ремонтные мастерские находились на краю села. От речки их отделяла белая песчаная дорога, зеленый луг да заросли лозняка по берегу. В мастерских лязгало, ухало, шипело, и все эти звуки разносились далеко над рекой.

Был летний полдень, жаром ярилось солнце. Вовка, босой и в трусиках, стоял на берегу, держал в руке коротенькое удилище, а свободной рукой отмахивался от шальных мух.

— Ура-а-а!.. — заорал он, выдергивая из воды удочку с трепещущей плотвичкой.

Подпрыгивая от нетерпения, он снял с крючка рыбешку, пулей вынесся на дорогу и, прижимая к себе плотвичку, побежал к мастерским.

Но вдруг рыбешка выскользнула у него из рук, запрыгала в пушистой дорожной пыли. Вовка нагнулся поднять ее, а когда выпрямился, увидел на дороге идущего к селу мужчину с чемоданчиком. Тогда он еще быстрее припустил к мастерским.

На просторном дворе, заставленном всевозможной сельскохозяйственной техникой, работали люди. У комбайна возился Миша.

— Пап, тот самый идет! — подбежал к нему запыхавшийся Вовка.

— Какой «тот самый»? — не понял Миша.

— Ну… который тоже мой папа, — тревожно сообщил Вовка.

— Гм — м-м… — сказал Миша и спросил Вовку: — А где твоя рубашенция?

— Там, на речке… Видишь, он сюда идет?

— Вижу, — посмотрел на открытые ворота мастерских Миша.

— Ты смотри, не отдавай меня, — серьезно сказал ему Вовка.

— Да уж смотрю, — улыбнулся Миша. Он бросил на землю гаечный ключ, обтер паклей руки. — Беги домой, там тебя бабуся с обедом заждалась, — сказал он Вовке и не спеша направился к воротам.

Они сошлись у раскуроченного трактора и остановились друг против друга.

— Ну, здравствуйте, — хмуро сказал Миша.

— Здравствуйте, — ответил Юрий.

— Опять приехали?

— Опять.

И оба умолкли.

— Зря вы отпуск второй год переводите, — сказал Миша.

— Решил еще раз с вами поговорить, — ответил Юра.

— О чем говорить? — неприветливо спросил Миша, присаживаясь на раму раскуроченного трактора. — Я уже сказал: Вовку не отдам.

Юрий не ответил. Он достал из кармана платок, вытер взмокревшее лицо… Потом — тоже присел на раму раскуроченного трактора, поставил у ног чемоданчик. И лишь после этого сказал:

— Что же вы мне советуете, в суд подавать? Я бы не хотел.

— Дело ваше, — помолчав, ответил Миша. — Подавайте. Но кто докажет, что вы отец. По-моему, таких свидетелей нет.

В стороне от них, у лафетной жатки, стоял Вовка, крутил в руках какую-то ржавую гайку.

— Да и зачем он вам? У вас — своя семья, у нас — своя, — сказал Миша.

— Я ведь вам говорил, что один живу. Говорил, что развелся.

— Сойдетесь еще. Вам не впервой.

— Нет, это окончательно.

Опять они умолкли.

— Соня бы иначе рассудила, — после долгого молчания сказал Юрий.

— Да-а, она бы по совести рассудила. Но где ее взять теперь, Соню-то?

— Что вы там шепчетесь? — спросил Вовка, когда они вновь умолкли, и подошел к ним. — Я все равно знаю. А если вы два моих папы, тогда ты тоже с бабусей живи, — серьезно сказал он Юрию. — Саша тоже сказала: не отдаст меня тебе ни за какие золотые горы.

— Какая Саша? — удивился Юрий.

— А ты не знаешь? Жена папкина, — охотно объяснил Вовка и похвалился: — Она мне свой орден поносить давала, понял?

— Понял, Вова… сложное дело получается, — вздохнул Юрий.

— Да, брат, дела… — посмотрел на Вовку Миша.

— Да, — сказал Вовка. — А вы думали!

Вовка сидел напротив на ржавом колесе и настороженно глядел на них. Они тоже смотрели на него и молчали.

Миша достал из кармана пачку папирос. Взял папиросу, хотел спрятать пачку, но потом молча протянул пачку Юрию. Тот взял папиросу.

— «Север», — сказал Миша. — Лучших в пашей лавке не держат.

— Я любые курю, лишь бы дым шел, — ответил Юрий.

Миша чиркнул спичкой, не спеша поднес огонек Юрию.

Потом прикурил сам.

— Так как же будет? — спросил после долгой паузы Юрий.

— Будет, как есть, — ответил Миша. — Будет он со мной жить.

Они курили и молчали. Молчали и курили.

— Опять вы меня делите? Делите, делите и поделить не можете, — сказал, подходя к ним, Вовка. — Тогда я лучше к бабусе побегу.

— Беги, — сказал Миша, легонько шлепнув его по попе. И крикнул уже вдогонку. — Рубашенцию с берега забери!

А во дворе стучало и лязгало. По двору ходили люди в промасленной одежде. И репродуктор, выставленный на подоконник открытого окна конторы, стал передавать последние известия. А передав известия, пообещал к вечеру грозу с ураганным ветром.

— Неужто не соврут синоптики? — кивнул на репродуктор Миша. — Очень мам дождь нужен, даже грозовой сойдет. Горит все на полях.

— Ну, а как же с сыном будет? — снова спросил Юрий, оставив без внимания слова Миши о надобности дождя.

— Я ведь сказал, — улыбнулся Миша. — Давайте еще по одной выкурим и прощаться будем. А то — пойдемте со мной к матушке моей да пообедаем. Жены дома нет, она на выгоне с коровами, но нас и матушка накормит. Только насчет того, чтоб Вовку забрать, не надейтесь. Это уж я точно говорю.

И протянул Юрию пачку с оставшимися папиросами.

Еще с вечера все было решено. Еще с вечера Платон Ушаров знал, что утром полетит к Медвежьей сопке, снимет поисковую партию Красова. Того самого известного геолога Красова, которому каждый год не хватает весенне-летне-осенних месяцев для изыскательских работ и которого каждый год прихватывают в тундре крутые морозы. Его партию приходится в срочном порядке самолетом перебрасывать на базу.

Еще с вечера было решено, что, сняв геологов, Ушаров сделает два репса в бухту Прозрения (нужно перебросить спецгруз), потом предстоял полет на полярную станцию близ Конергино. Что касается дальнейших рейсов, то их пока разрабатывало и утрясало начальство.

Но уже под утро весь стройный график полетел вверх тормашками.

Разбуженный телефонным звонком, Ушаров услышал в трубке размеренный басок командира отряда.