Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

Нет, Костя многого не знает, очень многого. А Иван Степанович через все это прошел, все испытал. У него есть с чем сравнивать новый день родины, — и когда он перед собой ставит рядом того парня, который говорил: «Какой я хозяин? Хозяин — директор», — и Костю, он волнуется, — значит, он не просто прожил столько–то лет, а вступил в другую эпоху. Да, да, тот парень и Костя — представители разных эпох. Как же велика и значительна жизнь советского человека, если на ее протяжении сменяются целые эпохи!

Казалось, понадобятся сто или двести лет, чтобы вырасти новому человеку, а минуло только двадцать, и новый человек вырос.

Любил Иван Степанович порассуждать так сам с собой. После этого лучше работалось, меньше угнетали трудности, прибавлялось сил. Огромны силы, скрытые в человеке, но далеко не всегда они отмобилизованы, далеко не всегда и не все приведены в движение. Степень мобилизации их зависит от цели, какая поставлена перед человеком, от сознания того, насколько человек уже продвинулся к этой цели. Иван Степанович подсчитывал достигнутое страной, как считают ступеньки, подымаясь на неведомые, нехоженые лестницы; много пройдено — близка вершина, уже видна цель долгого, трудного пути.

Он искренне уважал людей, вместе с которыми шел по этим лестницам и у которых была цель, была идея. Антон Журбин казался ему именно таким человеком. Антон жил своей идеей. Он сказал Ивану Степановичу однажды:

«То, что у нас будет после реконструкции, это еще далеко не идеал. Я мечтаю о настоящем конвейере. Как на тракторных или на автомобильных заводах».

«Слишком велика разница между автомобилем и кораблем, Антон Ильич».

«Почему же? Если абсолютно все узлы, все агрегаты и машины до мельчайших деталей стандартизировать, хотя бы для одного типа кораблей, и готовить корабли сериями, — конвейер возможен. Он необходим. Иначе рост нашего флота будет отставать от наших потребностей. На штучном выпуске не уедешь. Смотрите, как стремительно автомобилизируется страна! Благодаря конвейеру. А мы, кораблестроители, всё еще штучники. А кораблей нам надо, пожалуй, не меньше, чем автомобилей. Пятьдесят тысяч километров морских границ!..»

2

Последним крупным кораблем, построенным по старой технологии, был корабль, который спустили в канун Октябрьских праздников. Теперь за ним должны будут пойти цельносварные океанские рефрижераторы. Они существовали уже не только в чертежах, а и на плазу, в моделях, в заготовках. Над ними давно работали конструкторы и технологи — подготавливали техническую документацию; работали модельщики и разметчики. Только на стапельных участках получилась пауза. Пустовали и старые стапеля и новые, недавно сданные отделом капитального строительства.

Чтобы заполнить эту паузу, министерство поручило заводу выпустить серию небольших морских рыболовных траулеров. Такие суда завод строил два года назад, сохранил все чертежи, документы, шаблоны, поэтому заказ не содержал в себе ничего сложного. На старом стапеле и на одном из новых закладывали сразу по три корабля.

Снова на участок Ильи Матвеевича вернулись его мастера, бригадиры–судосборщики, электросварщики, переброшенные было на ремонт и на достройку. После сдачи кондуктора для главного потока вернулся и Костя. Лишь сверловщики, клепальщики, чеканщики оставались в цехах и в достроечном бассейне. С передовых позиций судостроения их все дальше и дальше оттесняла победоносно шествующая электрическая дуга.

Алексей после успеха, какого он вновь достиг осенью, чувствовал себя чуть ли не тем подсобником, который подносит горновщицам заклепки со склада. Подклепывая новые листы обшивки у ветхого пароходика ближнего каботажа, он осматривал иной раз свой молоток, принесший ему славу. Можно, пожалуй, еще что–нибудь изменить, улучшить в этом молотке. Но кому это надо? Кто станет совершенствовать лопату землекопа, когда есть экскаватор, или ломать голову над реконструкцией сохи, когда есть многокорпусный тракторный плуг?

Вот учился он, Алексей, стал бригадиром, мечтал о большем, — к чему пришел? К тому, чтобы все начинать сначала. А что, собственно, начинать, за что браться? Что он знает еще, что умеет? Немножко токарничать, немножко слесарничать. Стать слесарем? Токарем? Расстаться с кораблями? Не подходит. Кто строил корабли, ничего иного строить уже не будет. Корабль держит человека возле себя всю жизнь. Не случайно же так прочно оседают кадры на судостроительных заводах.

Алексей решил изучить электросварку. Он отлично понимал, что за ней будущее кораблестроения. Для начала он пошел посмотреть, как работает Костя. Это было в то время, когда сваривали кондуктор в цехе. Варили они вдвоем — Костя и его ученик Игорь Червенков. Варили вручную. У Игоря движения были точные, рассчитанные и такие отчетливые, будто их ограничивал невидимый шаблон. Так примерно разговаривают иностранцы, хорошо изучившие чужой язык, но еще неспособные выйти за пределы книжных знаний. Алексей вспомнил недавно слышанную по радио лекцию о философском понимании свободы. В лекции говорилось, что свобода воли человека — это не что иное, как способность принимать решения с полным знанием дела. Свобода определяется знанием, а знание дает уверенность в том, что ты принимаешь правильное решение и поступаешь так, как необходимо. Незнание же несет с собой и неуверенность, невольное подчинение тому предмету, который человек собрался подчинить себе, а вот не может. Игорь знал, видимо, только главные основы электросварки, в их пределах он и действовал, они его и ограничивали, как речь иностранца ограничивается книжным знанием чужого языка. Тонкостей Костин ученик еще не постиг.

А Костя… Костя держался, как держится знаменитый скрипач. Он не смотрел в ноты. Он работал легко, свободно. Алексей даже подумал: «С вариациями». За его движениями было невозможно уследить, они не отделялись одно от другого. Есть такие учебно–физкультурные кинофильмы. Показывают в них, например, пловца, который прыгает с вышки. Прыгнул, пролетел ласточкой, скользнул в воду — и не поймешь, что он там делал, чтобы совершить такой красивый прыжок. Но вот эти же кадры идут перед тобой в замедленном темпе, ты видишь, как пловец собирает каждый мускул, как он подскакивает на носках, как раскидывает в воздухе руки, как изгибает тело, — все видишь. Может быть, Игорь это и есть замедленный Костя, и не у Кости, а у Игоря стоит сначала поучиться?

«Нет уж, — сказал Алексей себе, — учиться, так учиться у настоящих мастеров. Подмастерья натаскают, а не научат».

— Что, дружище? — окликнул его Костя. — Хлеб у нас отбить хочешь?

— Вроде бы. Когда занимаетесь, по каким дням? Зайду.