Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

Снова Майбородов раскрыл книги, снова копался в них, листая страницу за страницей. Впервые досадовал он на давно знакомых ему авторов, впервые ощущал изъяны в их трудах. Описания, описания, сплошные описания, многокрасочные вкладки, прекрасные рисунки, таблицы — и почти ничего, что было бы полезно практику. Неужели и его многолетний труд о промысловых и певчих птицах, изданный двумя томами в зеленом коленкоре, имеет такую же, весьма относительную, ценность? Иван Кузьмич раскрыл один из томов этого труда. Вот тут фазаны — близкие родственники индейкам. Подробнейшее описание десятков видов, подробнейшее описание условий жизни, мест обитания, способов охоты…

Майбородов отшвырнул книгу, которая принесла ему докторскую степень, вбил в свою трубку пригоршню табаку.

В мезонин, предварительно постучав в жидкую дощатую дверцу, зашла Евдокия Васильевна, как бы разыскивая какие–то, никогда и не бывавшие здесь, галоши. Второй раз она поднялась за сковородкой и тоже, конечно, не нашла. Майбородов чувствовал, что Евдокия Васильевна ждет ответа на волнующий ее вопрос, ждет от него каких–то действенных мер, — ведь индюшата всё еще не кормлены сегодня. Но он делал вид человека, до крайности ушедшего в работу, — он сел за письмо.

«Дорогой друг! — обращался он к университетскому товарищу. — Преглупейший казус! Гуси спасли Рим, — меня погубили индюшки…»

Коллега Майбородова работал консультантом в управлении сельского хозяйства одной из южных областей, домашнюю птицу знал отлично; от него Иван Кузьмич непременно получит нужные ему указания.

Но письмо — письмом, когда оно еще обернется, а время идет, и Майбородов решил сегодня же, с попутными подводами, которые возят со станции фосфоритную муку, отправиться в районный центр.

4

Приоткрыв дверь в кабинет председателя райисполкома, Панюков заметил там в кресле у стола Таню Краснову.

— Совершеннолетие колхоза? — Председатель вертел в руках медную крышку от чернильницы. — Ишь ты, какую платформу подвел ваш профессор. Ловко! Упрощает только малость, товарищ Краснова. Совершеннолетие колхоза — в постоянном его стремлении вперед, в повышении культуры землепользования, в ежегодном увеличении товарности, в накоплении средств, в развитии новых отраслей хозяйства…

— Вот мы и говорим — новой отрасли хозяйства, Михаил Ильич!.. — подхватила Таня.

Панюков решительно распахнул дверь, подтолкнув вперед Березкина, вошел сам:

— Она вам тут наговорит, товарищ Антонов. Только слушайте. Семь верст до небес, и всё лесом.

— Не лесом, а садами получается, Панюков. Не прячься за деда Степана, иди сюда, разговор будет. Ну, здравствуйте, здравствуйте! Садитесь. Стульев хватает. Это не у вас в правлении… Что ни собрание, то половина народу на полу к стенкам приваливается.

— Дело давнее поминаешь, Михаил Ильич. — Панюков обиделся. — Тоже стулья имеем. Не хуже ваших, райисполкомовских.

На председательском столе Семен Семенович увидел план угодий своего колхоза, копию того, над которым недавно он сидел у себя в правлении с агрономом и с бригадирами, и почувствовал, что разговор тут и впрямь предстоит серьезный.

— Так вот, — сказал Антонов, — сад сажать надо, дорогие товарищи гостиницкие! Задача лишь в том — где? Нельзя ли перенести куда–нибудь часть посевов овощей?

— Пусть садит вдоль села, — кивнув в сторону Тани, ответил Панюков. — Груши, к примеру. Вместо тополей будут. Дерево кронистое.

— Вдоль села — хорошо! Сажайте. Но это не сад. Нельзя ли все–таки отсюда что–нибудь выкроить? — Антонов обвел карандашом приречное поле бригады Березкина.

— Не выйдет! — отрезал Панюков. — Здесь ровно столько, сколько требуется по утвержденному райисполкомом плану сева овощей.

— Ну хорошо, райисполкомом… Это, как говорится, твой тактический ход. А давай попросту, без дипломатии. Что, если часть овощей — пустяк, каких–нибудь пару–другую гектаров — перенести, например, в район Журавлихи. Неужели там нельзя осушить хоть немного? Зря земля гуляет.

— И я говорю: гуляет, — оживился Березкин, не очень–то понимающий, зачем его сюда привезли. Если из–за земли торговаться, то пусть начальство занимается этим. Его же дело — сажать овощи да убирать урожай. Он обрадовался тому, что и на его долю выпал случай вставить слово в разговор.

— Гуляет! — воскликнул Панюков. — И еще сто лет прогуляет. Если даже и осушить ее, то все равно на голом торфу — не поле. Ясно–понятно?

— Не скажи, Семен Семенович, — в присутствии начальства величая председателя по имени–отчеству, опять заговорил Березкин. — А зачем, по–твоему, мы торф возим под огород? Ты высуши только Журавлиху, а мы не сплошаем.

— Будут расти овощи, дед Степан? — спросил Антонов.

— Еще как! Ты знаешь моего свояка, Илью–то? — обращаясь к Панюкову, продолжал Березкин. — По братней жене–то, по Устьке. В Никольском который живет. У них торфы Журавлихе нашей не уступят. Ну вот, пошли мы к нему гостевать на Спаса в третьем годе перед войной. С Митей пошли, тоже со свояком, — ты его знаешь, по жениной сестре–то, по ейной, по Дарье… Дубель–кумелю он купил в кооперации. Загуляли, само собой, — дело праздничное…

— К чему ты это, дед Степан? — не выдержал Антонов.

— Погоди, — к чему. Узнаешь. Дубель–то этот хоть кого, хоть быка с ног свалит. Ну а мы, как сказать, не быки. Огрузли, задурели. Глядь–поглядь — свояка нету.

— Которого? — Антонов чувствовал, что и он, пожалуй, задуреет среди путаной системы свояков Березкина.

— Ну, Мити, Мити… Как не понять! С которым пришли–то. — Березкин удивился несообразительности председателя. — Пошумели, пошумели во дворе, да и сморило нас. И поутру встали — нету его. Ладно — баба Ильева в огород пошла. Глядит, а он под капустным листом, в борозде. Одни ноги в баретках наружу.

— Митины, что ли?

— Ну, не Ильевы же! Знамо дело, Митины. А говорю тебе про это к тому, что вот какой лист на торфу капуста дать может. Лежи под ним, в неделю не сыщут. И кочень в соответствии выходит.

Антонов где–то под столом нажал кнопку звонка и, когда вошла секретарша, попросил:

— Позовите, пожалуйста, Колесова.

Время, понадобившееся районному мелиоратору на то, чтобы перебраться через дорогу, превращенную солнцем в озеро, за разговором прошло незаметно. А когда Колесов вошел длинноногий, худой, сутулый, — Таня подумала: «Вот уж правда — специалист по болотам. Точно аист».

Мелиоратор сказал, что гостиницкую Журавлиху давно предполагалось осушить, до войны был даже составлен план, но дело это долгое — трех–четырех лет.

Поговорили–поговорили, да так ни к какому решению и не пришли. Председатель райисполкома на своем настаивает, председатель колхоза — на своем. Приказать ему — не прикажешь: земли–то и в самом деле у колхоза в обрез.