Борис Лапин - Подвиг

— Учитель будет сердиться, в праздник надо быть честным, — ворчит эскимос, просыпаясь и испуганно отодвигаясь от женщины.

Женщина спит рядом. Мелкие капли пота блестят на ее лице. Эскимос приподнимается и проводит рукой по глазам. Он тупо глядит на свою женщину.

Она пахнет прогорклым сном и сырым брожением пищи. Эмма кладет руку на ее грудь, смуглую как вяленая рыба.

— Глупая тюлень, — говорит Эмма, выходит из полога и садится на железный табурет.

Остров Малого Диомида просыпается, со всех сторон окруженный водой. Круглое солнце путешествует по краю моря. Над крышей эскимосской школы полощется американский флаг.

Ровно в девять часов Э. А. Понсен, учитель на острове Диомида, берется за бритву. Эскимос Эмма начинает свой трудовой день. Старательно дыша, он размешивает горячую мыльную воду для хозяина.

Э. А. Понсену тридцать лет. По происхождению он швед. Он прослужил на острове эскимосов треть своей в меру сухой и в меру одинокой жизни. Что можно сказать о службе его на островах? Он бежал через жизнь индейским бегом, выматывающим дыхание и скручивающим диафрагму. Воздух свистел в его ушах. Казалось, что он рассекает пространство, но предметы вокруг него остаются все время на одном и том же месте. Все те же туземцы, все те же комары и все те же мысли сопровождали его бег.

В его обязанности входило учить эскимосов. Он выучил их изобретенному им самим эскимосскому алфавиту, состоящему из причудливых закорючек. Он обучил их четырем правилам арифметики. Он открыл им искусство утюжить брюки.

Компания «Гранстрем и Даль» поручила ему контроль над торговыми операциями туземцев. Понсен укрепил свой агентский престиж. Он заставил туземцев одеваться в дешевые нансуки и презирать меха, как одежду лодырей. Эта коммерческая хитрость принесла компании двенадцать с половиной процентов увеличения ежегодной сдачи пушнины.

Честолюбие Понсена было удовлетворено подобострастием эскимосов, называвших его именем старших сыновей своих семейств. Когда он проходил по улице, у входа в юрты ползали, плакали и играли Эдвард Первый и Эдвард Второй, Понсен Матлюк и Понсен Ушастый, Эдвард Понсен Криворот. На выселке лагеря росла двухлетняя Понса Банка. Это было похоже на поклонение новому святому, принятому таким, как он ходил по острову, — в резиновых сапогах и с вечным насморком.

Два года назад Понсен вошел в список лучших агентов компании. Он получил от Мабели Гранстрем, могущественной и некрасивой дочери хозяина фирмы, ее фотографическую карточку с сухим, но волнующим посвящением:

«Агенту Эдварду Понсену, собранные которым меха одевают пятьдесят первых девушек континента.

Каждый раз, принимаясь за бритье, Понсен чувствовал легкое возбуждение и прилив энергии, кривая которой спадала только к полудню.

Он взял кисть из рук эскимоса Эммы. Вечером, как всегда, он будет чувствовать себя сырым и простуженным. Он будет трубить и сморкаться в мохнатое полотенце. Но сейчас каждое движение пробуждает в Понсене чувство здоровья и своей необходимости для острова.

Преуспевающий… —

гордо поет его тело. Он быстро скользит уверенной бритвой, обходя незаметные прыщи, —

учитель и агент… —

осторожно. Еще один миллиметр в сторону — и он порежется. Здесь, под нижней губой, лежит припухлость, о которой он забыл с прошлого раза, —

на острове… —

надо в следующий раз быть внимательным: смотреть в зеркало, кожа очень раздражена, мелкая розовая сыпь, может проступить кровь, —

на острове Малый Диомид.

Теперь следует покрыть щеки легким слоем пудры, втереть гигиенический вазелин. Кожа сделается мягкой, упругой и эластичной. Пододвинуть пульверизатор, щетку, гребешок, губку.

Остров мал и горбат. Поворотом головы можно охватить прибой двух океанов, плоские горы Аляски и грузную тень Большого Диомида, зеленую как бутылочное стекло.

Земля острова походит на свалку большого города. Одиннадцать поколений эскимосов со дня переселения с материка спали, охотились, обжирались и ушли из жизни, не убирая за собой.

Утро продолжается. Эскимос Эмма подает завтрак. Понсен засовывает салфетку за угол воротничка. Он вспоминает в это время о свежих фруктах, которые обещал ему привезти разъездной инспектор «Гранстрем и Даль».

— Милые мои, — бурчит Понсен, — они позволяют себе быть забывчивыми к нашим обедам, а мы здесь делаем все, чтобы обеспечить им первосортный десерт.

Прихрамывая от безысходной услужливости, Эмма несет на подносе хилые блюда, добытые в недрах консервных банок. Завтрак благоухает жестью. Эмма разделил его по скромным маленьким тарелочкам, чтобы вернуть жизнь прошлогодней зелени, дичи и красной рыбе, погибшим в герметически закупоренных котлах при температуре в тысячу шестьсот градусов.

Понсена угнетает то, что он должен питаться этой мертвечиной. Он пошевелил концом вилки высохший корнишон, который ему показался особенно безжизненным.

— Угу-гу, угу-гу-гу… — поет Понсен, чтобы прополоскать гортань звуками.

1. Сандвичи из лососьих пупков.

2. Рыба, называемая неккаркорн.

3. Маринованная оленья печенка.

4. Сухие сардины.

5. Компот из консервированных персиков.

И — безалкогольное пиво.

Во время завтрака Понсен размышляет:

«Хотел бы я знать, может быть, они и отправили какие-нибудь бананы на погибшей „Марии-Луизе“»…

Он опять поет:

Наконец Понсен поднимается из-за стола. Он сыт и молчалив. Окно столовой раскрыто. Понсен видит запертую дверь школы. Возле нее в беспорядке выстроились жители поселка.

Старухи, шурины и зятья, молочные братья, племянники, свойственники жен и жены раз в неделю приходят к школе. Учитель собирает туземцев в полдень каждого воскресенья.

Он внушает туземцам чувство воскресного дня, понятие о торжественном безделье после работы шести будней.

Угощает эскимосов содовыми галетами.

Показывает в школе рваные ленты, воплощающие правила добра и зла в движениях кинематографических теней.

Понсен привил эскимосам копеечную страсть к собственности и к своим домам. Он лишил их воли к самостоятельности. Он сделал их во всем похожими на ту сборную и анемичную расу, которая говорит на крикливом английском наречии Тихого океана.

Они отдали свои острова, тундры, голубых песцов, моржовые лежбища, вековые навыки — весь свой полярный мир за содовые галеты и безукоризненную бухгалтерию Понсена.

Учитель выходит из дверей. Жители острова стоят серые и дремучие, как деревья. Они жуют резинку, прилежно перебирая челюстями.