Борис Лапин - Подвиг

…Пароход тяжело покачивается на волнах. Я раскрыл иллюминатор, и в каюту влетел свежий холодный ветер. Это хорошо. Он просушит мои отпечатки. Я только что проявил несколько фотографий, сделанных позавчера, когда мы проходили вулканический остров Матау. Вулкан был в действии и курился светлым облаком. Над кратером стоял розоватый отблеск. Были слышны подводные удары.

Мы сбросили якорь сегодня в семь часов утра. Кроме нашего парохода на рейде ныряла и прыгала еще какая-то облезлая, ржавая и широкобокая посудина с красным знаменем и белым солнцем гоминдана над кормой. Судя по надписи на корме, это был грузовой пароход из Шанхая «Кьенг-Чау». Я узнал у г-на Томита, что «Кьенг-Чау» — старый китайский грузовой пароход, чартерованный (взятый во фрахт) компанией «Футци-Сима» в Шанхае. «Кьенг-Чау» должен принять на Урупе тысячу двести тонн консервов для отправки в Иокогаму.

Как только был сброшен якорь, главный манаджер отдал распоряжение о посылке шлюпки на «Кьенг-Чау». Я попросил у капитана разрешения отправиться со шлюпкой. Это было мне разрешено.

Матросы ровно, как машины, вытягивали весла из воды, запевая простую и однообразную песню гребцов. Эта песня состояла всего из трех нот: «Эээ-ааа, ааа-эээ! Эээ-ааа, ааа-эээ!» Стивидор сидел на носу шлюпки и морщил лицо под брызгами соленой воды, летевшей с встречных валов. С каждым выпадом весел он наклонял голову, как будто прислушиваясь к внутреннему ритму работы и наслаждаясь им.

Я крикнул ему, стараясь перебить шум ветра и моря:

— Японский народ умеет работать, Куроми-сан. Мне интересно посмотреть китайский пароход и китайскую команду. Я никогда не был на китайском пароходе.

— Вы будете разочарованы! — крикнул в ответ Куроми. — Я удивляюсь, как наша фирма — вы слышите? — я говорю, как наша фирма, при всей своей глубокой мудрости, все-таки решается иметь дело с шанхайскими владельцами. По моему скромному мнению, это не может быть прибыльным.

В это время шлюпку качнуло, и перед нами поднялась ржавая корма китайского парохода, покрытая ракушками и морской слизью. Широкая и огромная, она была похожа на заднюю стену какого-то утонувшего небоскреба.

— Поглядите на него — какая немощная линия борта! А балка ахтерштевня? Вертится во все стороны, как шея старой китаянки. Его несомненно потопят. Я видел его команду этой весной в Аомори.

— А чем особенным отличается его команда?

— Его команда? Тем же, чем и другие китайские команды. У них нет единства в работе. Вот почему Китай никогда не будет иметь настоящего флота. Очень, очень жаль, что приходится фрахтовать пароходы вместе с людьми. Потому что команда не годится. Матросы — слабосильные китайские кули. Они работают за половинную плату, но им жалко дать и четверть обычной платы! Капитан и первый помощник — норвежцы. Сносные моряки, но пьяницы. Матэ, матэ, матэ, матэээ…

— Матэ, матэ, матэ, матээээ, — откликнулись с китайского парохода. С борта «Кьенг-Чау» был скинут штормтрап — качающаяся скользкая веревочная лестница.

Взойдя на пароход, стивидор немедленно нырнул куда-то вниз, в трюм парохода. Я остался на палубе, среди суетливых и оборванных китайцев-матросов, с криками бегавших из стороны в сторону без видимого толка.

Ко мне подошел высокий молодой китаец с приятным худым лицом и, вежливо расшаркиваясь, поклонился. Он был в морской форме, в сером кителе с нашитыми на рукаве золотыми углами.

— Честь имею представиться — Джон Лу, второй помощник, воспитанник гонконгского американского морского колледжа. Моей мечтой всегда было познакомиться с русским джентльменом.

Второй помощник на «Кьенг-Чау» исполняет в то же время обязанности радиста. Третьего помощника на пароходе нет. Капитан сам несет третью вахту. Фирма экономит на всем.

Вечером, когда разговор зашел о распорядке на китайском пароходе, Томита-сан очень смеялся:

— У них повар делает работу стюарда — подает за столом и убирает каюты офицеров. Отгрузочная команда кули работает палубными. Жалко, что это не парусник; самое лучшее, что следовало бы сделать с их капитаном, — это привязать его к бочке и оставить марсовым.

Мистер Лу повел меня в радиорубку, без умолку говоря на старательном английском языке, отчетливо, словно повторяя вызубренные фразы из учебника.

Рубка, где помещалась судовая станция беспроволочного телеграфа, была увешана сверкающими металлическими машинами, черными распределительными досками и пестрыми транспарантами, на которых были нарисованы цепкие, как паучки, китайские иероглифы. Иероглифы обозначали изречение великого Конфуция, в котором, по словам мистера Лу, сконцентрирована вся мудрость китайского народа:

«СОЛНЦЕ ВОСХОДИТ С ВОСТОКА»

Объяснив мне устройство своих аппаратов, мистер Лу занимает меня разговорами. Но разговор плохо клеился.

Я попросил показать мне пароход и познакомить, если можно, с капитаном. При упоминании о капитане он недовольно сморщился.

— Зачем вам капитан? Я — племянник судовладельца. Судовладелец — мой почтенный дядя. Капитан — наш служащий.

— Нет, я просто хотел бы познакомиться с ним как с норвежцем, служащим на китайском пароходе. Вообще мне интересно познакомиться с судостроительством ваших пароходов.

— В таком случае вы можете видеть капитана. Вот капитан. Он разговаривает с матросами.

С палубы доносились дикий вопль и ругань, которую только с большой натяжкой можно было назвать разговором. Я выглянул в окно рубки. На палубе стоял какой-то замасленный, небритый субъект, горланивший и оравший, размахивая снятой с головы бескозыркой. Заметив меня, он остановился:

— Хо! Халло, хилло, хелло! Вот эта треска с помидорами! Симпатичнейшая белая морда! Откуда вы взялись здесь?

Он, по-видимому, забыл о матросах и, пошатнувшись, сел на бочку, марая липким рассолом свою синюю робу. Он икнул, изобразив на своем лице приятную улыбку, и широким взмахом руки показал мне на дверь какой-то клетушки, на которой было выведено мелом: «Captain’s room».

Кули продолжали бегать и, суетливо крича, выполняли свою работу, как будто капитана вовсе не существовало на свете. Да и вообще я удивляюсь, как они понимают его приказания даже в те часы, когда он трезв. Ни капитан, ни первый помощник не знают ни одного слова по-китайски. Они объясняются с матросами на отвратительном «пиджин-инглиш», в котором каждый выдумывает новые правила и новые слова.

— Войдите в мою каюту, войдите. Ничего, ничего — не споткнетесь. Это ящик от пива. Вот! А теперь запрем дверь на ключ… О, белому человеку надо быть осторожным… Они выпьют целый океан, если не запереть его на ключ. Перераспроклятые люди! Вы кто — немец? А, русский! Очень приятно, и, надеюсь, не служите желтолицым? Я их жгу с чертями на обед, в рваный рот их бабушки!