Иван Евсеенко - Заря вечерняя

Конца тратам не видно. Когда наливали воду, забыли, кроме биологии и химии, еще и элементарную физику: закон сообщающихся сосудов. «Какой такой закон? Знать не хотим. Нас сроки поджимают», — можно было услышать в те горячие деньки.

Не успели перерезать ленточку перед акваторией моря, как жители домов, стоящих по берегам, обнаружили под полом воду, в погребах заквакали лягушки. Оказывается, уровень грунтовых вод поднялся, затопив немало домов. Началось переселение. Для «жертв» водной стихии построены целые кварталы. Вот какие неприятности создал человек сам себе!

В общем, собрались попить душистого чаю, а чай подали без заварки.

Огромные средства на водохранилище были выделены государством не ради ландшафта и рыбалки, а в том числе и на нужды, связанные с охраной природы. Местные предприятия берут воду для технических целей из-под земли, запасы этой воды небезграничны. Вот и возникло решение: построим море, пусть из него заводы пьют. Но прошло уже много лет, а промышленность не спешит переходить на новую воду, она ей не по вкусу, не подходит к технологическим данным производства, ее надо очищать, а это лишние затраты. Много было издано благих решений, постановлений местных организаций, но дело с техническим водопроводом по сей день в стадии проектирования. По-прежнему заводы берут воду из-под земли, прикипели к городскому водопроводу.

Вы спросите: о чем же думали, когда строили водохранилище? Прямо скажем, в мыслях желаемое выдавалось за действительное. Опытом строительства водохранилищ в центре города не поинтересовались. Эксперимент, можно сказать, удался: теперь другие поостерегутся подобным образом заводить себе рукотворные моря в городской черте…

Что же делать с водохранилищем, если от него крутыми волнами идут неприятности? Бить тревогу! Однако организации, приставленные к сбережению его, на удивление спокойны.

Но есть ли выход? Спустить водохранилище и забыть о нем, как о плохом сне? Сделать вид, что его не было, нет и что оно не нужно совсем? Вернуться к прежней речушке? Не лучший вариант. Предпочтительнее сберечь городу водохранилище, если уж оно и на картах голубеньким пятнышком замаячило. Но для этого потребуется серьезное и оперативное решение многих проблем — экологических, гидротехнических, организационных и других. Пора наконец прекратить сброс в водохранилище неочищенных вод. Нужны разработки и практические рекомендации со стороны ученых, их дельные советы.

А пока пусть печальный опыт послужит уроком другим «преобразователям природы», всем, кто идет к ней с кнутом, кто принимает решения на авось…»

Уехал Иван Алексеевич из Старых Озер недели через полторы, на вид вроде бы веселый и довольный своею участью, но на самом деле, как показалось Афанасию, какой-то поникший и печальный. Попрощались они с ним по-хорошему, как настоящие друзья, посидели даже за столом в доме у Афанасия, вдоволь наговорились и про море, и про колхозные дела, и вообще про жизнь…

С Афанасием Иван Алексеевич всегда был в хорошей дружбе. Забегал к нему чаще, чем к другим мужикам: то посоветоваться насчет сенокоса или жатвы, а то и просто так, новостью хорошею поделиться. Теперь же и словом по-настоящему не с кем перемолвиться. Афанасию-то, правда, еще ничего, он целый день на работе, в лесу, а вот Екатерине Матвеевне совсем худо. Ровесницы, какие были, на зиму в город к детям поразъехались. Володя с Надеждой никакого слуха о себе не подают, а теперь еще и Иван Алексеевич распрощался…

Словом, с утра до вечера Екатерина Матвеевна одна. Раньше, бывало, все хлопочет и хлопочет по хозяйству, то на огороде копается, то во дворе, а в последнее время что-то стала сдавать, тихая сделалась, неразговорчивая. Сидит возле окошка, смотрит на море, а там пустынно и сыро, будто в подземелье…

— У тебя, может, болит что? — решился наконец спросить ее Афанасий.

— Да нет, ничего, — ответила Екатерина Матвеевна, а сама опечалилась еще больше.

Афанасий даже собрался было привезти к ней Лидию Васильевну, пусть поглядела бы, послушала, мало ли чего может случиться в старости. Но Екатерина Матвеевна остановила его, позвала к себе. Афанасий подчинился, подошел к окошку, сел рядышком на диване, чувствуя, что разговор у них будет сейчас длинный и нелегкий. Так оно и случилось. Екатерина Матвеевна минуту помолчала, словно собираясь с мыслями, с силами, а потом вдруг не выдержала и заплакала:

— Пора, наверное, Афанасий, и нам уезжать отсюда.

— Ты чего это? — удивился он ее словам.

— Плохо мне здесь что-то, тяжело… Да и ты погляди на себя — совсем состарился, кашляешь по ночам, стонешь…

Афанасий ответил не сразу, он тоже посмотрел в окошко, на белый свет, на Николаев тополек, который бился, шелестел на ветру последними листочками, потом окинул взором потемневшее к осени море и лишь после этого ответил Екатерине Матвеевне:

— Давай подумаем немного.

— Давай, — согласилась она, но плакать не перестала, не утешилась, сидела возле окошка по-прежнему тихая, скорбная.

Думали они и размышляли об отъезде не один день. И каждый раз приходил Афанасию на память разговор с Андреем Борисенко, его обидное пророчество: «А чуть прижмет посильней — и уедешь в город, в сушь да в тепло… Помяни мое слово — уедешь».

Афанасий давал себе в душе зарок, что никуда он не уедет из Старых Озер, что будет держаться здесь до последнего, пока жив, иначе как он будет смотреть людям в глаза, пусть даже они теперь и стараются не тревожить его разговорами о Николае…

Но Екатерина Матвеевна продолжала плакать, и мысли Афанасия клонились в другую сторону. Тут уж размышляй не размышляй, а от судьбы, как говорится, не уйдешь — надо сниматься и ехать. Жизни здесь уже не будет… Екатерина Матвеевна совсем изведется, зачахнет, и не столько от болезни, сколько от беспорядков, которые вокруг творятся. Она ведь привыкла, чтоб в доме все ладилось, чтоб никакой труд даром не пропадал. А тут скоро и самого дома не будет: в кладовой вон уже от сырости пошел грибок, дерево начало пухнуть. А уж про погреб, про сараи и говорить нечего. Афанасий, конечно, еще повременил бы немного, подождал бы до весны, со старшими детьми посоветовался бы, коль от Николая теперь совета ждать не приходится — он, можно сказать, уже отрезанный ломоть…

Недавно, правда, заехал в Старые Озера — напористый, строгий. Похоже, ни статьи газетные на него не действуют, ни разговоры со староозерскими мужиками. А может, просто прикидывается, что не действуют… Как-то даже не верится, что это его сын, что вырос он здесь, в Старых Озерах, под дедовскими тополями.

С Афанасием Николай перекинулся словами негусто, поинтересовался здоровьем, работой — и на том их беседа закончилась. О недавнем разговоре с мужиками возле колодца даже не вспомнил…