Альберт Мифтахутдинов - Дни ожиданий

— К столу!

За окном уже тарахтел вездеход. В комнату ввалились Машкин и Чернов.

— Нюрка просилась! — с порога закричал Машкин. — Хочу, говорит, с Варей сфотографироваться!

— Успеет, — махнул рукой Винтер.

…Варфоломей лежал в вездеходе на оленьих шкурах и вспоминал свои дни на острове. «Странные люди, — думал он. — Интересные, но какие-то странные. Без работы их не понять, и фильм о них не сделать. Я бы, во всяком случае, денег под заявку на сценарий об этом не дал. Надо стараться».

До северных отрогов идти далеко, Кучин знает об этом и потихоньку, чтобы не терять даром время, подремливает себе в углу, лежа на шкурах рядом с Варфоломеем.

За рычагами вездехода Машкин, рядом на сиденье справа — Чернов, между ними в проеме, ведущем в грузовой отсек машины, примостился Винтер. Он согнулся в три погибели, закрыл от Кучина и Вари обзор, показывает Машкину направление.

Вездеход свернул с береговой волосы и направился в тундру. Надо пересечь остров почти посередине. Тундра лежит на невысоком плато, перерезанном ручьями, небольшими речками и долинами. Места эти Кучину известны хорошо — вот он и дремлет, не глядит по сторонам. Жалеет только, что Нанук не пошел с ним. Хороший старик, бесхитростный, на него всегда положиться можно. Два года тому назад напились они браги — Христофор и Нанук, обуяла их отвага и желание приносить пользу, ринулись они по берлогам, хорошо что Пальму прихватили, отогнала она рано вылезшую медведицу с медвежатами, а то бы…

Даже сейчас краснеет Кучин, вспоминая свое молодечество, ничем, по сути, не отличавшееся от пижонства. «Арктиксмэн, черт возьми! — думал он. — Стыд! Как сопляк-чечакко… Хоть бы тут никто не вспоминал…»

В Нануке он был уверен — от него словечка не добьешься.

Винтер посторонился, открыл обзор, поманил Шнайдера. Варфоломей встал, пересел к нему. Винтер показал на дорогу. Впереди вездехода метрах в пятидесяти по следу мчались два песца, не сворачивая.

— Эх, телевика нет! — вздохнул Варя. — Далековато… Надо же! Прямо так и бегают!

— Пусть бегают… Дальше капканов не убегут!

Варфоломей снова пристроился на шкурах.

— Что там? — спросил Кучин.

— Песцы…

— А-а-а… — протянул Кучин и закрыл глаза.

«Профессионалы, — подумал Варфоломей, — их не проймешь. А вот если б сейчас бегемот появился из-за сугроба? То-то бы забегали!»

Он поймал себя на том, что мысли его все чаще и чаще возвращаются к недавним дням, к событиям на острове, одним из важнейших среди которых он считал знакомство с Ноэ. Ноэ удивила его — она держалась на равных, с добродушием гостеприимной хозяйки, и ничего наивного, простецкого, «аборигенского» он в ней не нашел. Признаться, ему даже хотелось уединиться с ней в другой комнате, просто так, поговорить ни о чем, о пустяках, без свидетелей, узнать, какие же женщины острова, — Варфоломей никогда не сталкивался с местным населением, и знакомых среди северных коренных людей у него не было. В нем давно укоренилось отношение к Северу как к чему-то временному, временному этапу в биографии, случайному, который надо переждать.

Все в ней поразило его. И удивительные глаза, и цвет кожи, и татуировка. И изящество, благодаря которому незаметной становилась даже ее полнота.

«Чего он к ней прилип?» — думал Машкин.

— Слышь! — крикнул он из-за стола, — не твое, положи на место.

— Что? — не понял Варя.

— Все!

Похоже, нагловатый новичок Антошу раздражал.

А разговор был между тем у них вполне безвинный и вертелся вокруг сугубо материальных вещей.

— И песца здесь можно купить? — спрашивал Варя Ноэ.

— Зачем? — ответила она. — Его можно поймать.

— А клык моржовый достать? — показал он на череп моржа с клыками, валявшийся в углу.

— Можно выколотить. На Длинной Косе с осени полно трупов. Там медведи кормятся. Чернов там будет работать — можно с ним съездить.

— Мне рассказывали, там купаются.

— Я тоже туда поеду, с отцом. Нанук иногда собачек лечит. Лапки им греет.

— Помогает?

— Он сам там от ревматизма вылечился…

— И никто тут из кости ничего не делает?

— Нет… делают на востоке Чукотки… отец мне в детстве вырезал из клыка нерпочку, моржа и медведя. Это мои игрушки, до сих пор храню.

— Клык, он же ценный?

— Почти как слоновая кость…

— Вон у Ояра Гансовича сколько их лежит, а ведь можно из них много ценных вещей сделать, — вздохнул Варя.

— Один приезжий художник сделал композицию «Полет в космос», все удивлялись…

— Хорошо сделал?

— Хорошо-то хорошо, но художник не понял материала. Разве можно в кости выполнять космическую тему? Кость — традиционный национальный материал… Животных можно вырезать… бытовые сценки… сказочные сюжеты… А космос-то тут при чем?

— Форма… материал… содержание… идея… — будто бы про себя проговорил Варя.

— Возможно, так. А для космоса надо — во! — она вытянула руку к потолку, — гранит! Глыбу!

— Вон сколько в доме камней, все красивые, — сказал Варя.

— Винтер сам насобирал…

— Вот из этого, — Варя взял с полки друзу аметистов, — можно кучу брошек, колец, кулонов наделать, а здесь так просто лежит, и все.

— Не просто. Камень красивый, а раз красиво — и глаз отдыхает и настроение улучшается, правда? — сказала она.

— В этом вот одном камне две моих зарплаты, если из него что-нибудь сделать, — упрямо гнул свое Варфоломей.

— Может, даже три, — простодушно согласилась она.

— А они, эти камни, так просто лежат.

— Не просто. Он их сам нашел. Этим они и дороги. Не надо из камня ничего делать — он и так красив. Вот видите — она перевернула образец, — вроде бы булыжник. И вот срез, — она опять его перевернула. — Агат. Полосчатый. Срезать — значит, вскрыть его, обнажить душу. Вон она какая душа красивая! А вы говорите — кольца да сережки! Разве можно эту душу разменивать на мелочи. Он же потеряет свою индивидуальность. Будете в ювелирном магазине, — продолжала она, — обратите внимание, все ювелирные камни похожи друг на друга. Самый некрасивый из них — алмаз, бриллианты. Стекляшки, блестят только, вот все. Одно отличие — цена. А красивого ничего, только оправа. Правда?

И тут Варфоломей обратил внимание, что никаких украшений на Ноэ не было — ни колец, ни брошек, ни цепочек. Он всмотрелся в ее лицо — косметики там не было никакой.

«Откуда она про магазин-то знает?» — подумал он. И спросил:

— А у вас на Севере бывают украшения?

— Конечно! Цветные веревочки, кусочки шкуры.

Кожу хорошо по цвету комбинировать, лоскутки собирать в орнамент. Имаклик это умеет, мама моя, она и меня, научила. Особенно бисер хорошо — хотите, я вам торбаса вышью бисером?

— Конечно! — вырвалось у Вари, — спасибо, что вы!

— Посмотрите в тундре, какие наши пастухи красивые в меховой одежде! Как они сильны и ловки — это ведь тоже от одежды, она помогает. А пригласите пастуха в город, переоденьте его, дайте белую рубашку и галстук — он потеряет себя, будет как все. И не отличишь. Так и с камнем — что лучше? Смотрите, сделать из агата тысячу одинаковых кулонов или пусть он будет один, как есть сейчас, неповторимый? То-то же. Так и человек. Правда?