Леонид Первомайский - Дикий мед

Мирных стоял поодаль, словно все это его не касалось, хотя белье и полотенце были записаны в его вещевом аттестате.

— Не мешало бы нам попрощаться с Княжич, — сказал Мирных, когда Пасеков собрался уже садиться в машину. — Вы как считаете, нужно быть вежливым?

— Обязательно!

Пасеков оправил гимнастерку и пошел за Мирных в хату к Аниське.

Берестовский с Дубковским сели на завалинке и молча закурили, Берестовский — свою обугленную трубку, Дубковский — самокрутку из черного трофейного табака, нарезанного длинными тонкими нитями.

— Итак, мы с вами остаемся вдвоем, — сказал после доброй затяжки Дубковский. — Княжич тоже получила вызов из редакции. У нее что, неприятности?

— Не знаю. Кажется, она, кроме того «тигра», ничего не сфотографировала, — ответил Берестовский.

Вернулись Мирных с Пасековым.

— До встречи! — поднялся Дубковский, а Берестовский, как автомат, повторил его слова и взмах руки.

— В Берлине! — крикнул Пасеков, садясь в машину.

— Не возражаем!

Одновременно хлопнули обе дверцы, машина выехала со двора. Берестовский и Дубковский прошли к воротам и увидели ее уже в конце хуторской улицы.

— Переходите ко мне, — предложил Дубковский, когда они возвращались. — Там ведь у вас паренек раненый.

— Подумаю, — сказал Берестовский. — Я очень привык к своему вороху сена за сарайчиком.

— Ну, как знаете…

Берестовский пошел дописывать свою корреспонденцию и увидел на Людином дворе святого Демьяна. Плотник был без шапки, лысина его в венчике серебристых волос сияла на солнце. На плече плотник нес три длинные и тонкие очищенные от коры жерди, они колыхались и почти касались концами земли; в свободной руке он держал кошелку с плотничьим инструментом.

Демьян поздоровался с Берестовским издали, сбросил с плеча на траву свои жерди и осторожно поставил кошелку.

— Надо все-таки поправить солдатке крышу, — сказал Демьян и нескрываемо враждебным взглядом посмотрел на трубку Берестовского. — А вы все бесу воскуряете?

Появление Демьяна во дворе обеспокоило Берестовского. «Неужели Люда капитулировала?». — думал он, глядя на крышу Людиной избы, в самом деле угрожающе осевшую и похожую на старое, изъезженное седло.

— Договорились? — спросил Берестовский.

Плотник посмотрел на него презрительно.

— Чего там договариваться! К кому она пойдет, ежели не ко мне? От молодых офицеров какая корысть? Некуда ей деваться, этой Людке. А мы свои, мы всегда тут, и струмент наш под рукой!

Он нехорошо засмеялся, показывая черные зубы. Стукнула щеколда; Люда вышла из избы с ведром в руке — к колодцу. Она остановилась, увидев во дворе Демьяна, и вернулась в сени. Можно было подумать, что она решила не связываться с назойливым проповедником. Но Люда только поставила ведро в сенях и опять вышла. Она была уже в своей будничной одежде, повязанная белым платком. Решительными шагами Люда пошла через двор к Демьяну. Он ждал ее, стоя над своими жердями; лицо его кривила фальшивая улыбка.

— Чего пришел? — вплотную подошла к нему Люда. — Чего тебя принесло?

Голос у нее был холодный, слова она выговаривала, будто цедила сквозь зубы ледяную воду.

— Да ведь надо все-таки крышу ремонтировать, — испугался ее решительного голоса Демьян. — А насчет цены ты не беспокойся, помиримся… С кем Демьян не мирился?

— Хочешь, чтобы я тебе в глаза плюнула? — совершенно спокойно сказала Люда.

— Бог с тобой, Люда, что ты говоришь? — будто защищаясь, поднял руки Демьян. — Бог с тобою, сумасшедшая!

Люда взяла Демьяна за грудки и встряхнула так, что он замотал головою, как тряпичная кукла. Руки у него были свободны, но он не решался оттолкнуть Люду, даже притронуться к ней боялся, только размахивал руками, как петух крыльями.

Люда оттолкнула Демьяна, схватила длинную жердь и ловко выбросила за ворота. Демьян что-то лопотал, клонясь то в одну, то в другую сторону. Люда схватила вторую жердь.

— Крой его, Людка! — послышался слабый голос от избы.

Бледный и исхудавший Кузя стоял на пороге с перебинтованным плечом, в одних черных трусах; его цыганские глаза сверкали, он даже приплясывал от азарта.

— Прочь со двора, святая падаль! — крикнула Люда, замахиваясь на Демьяна жердью.

Демьян подхватил свою кошелку. Жердь полетела ему вслед, как копье, и, просвистев мимо плеча, упала на дорогу за воротами. Выбросив и третью жердь со двора, Люда отряхнула руки и, тяжело дыша, пошла в избу. Кузя смотрел на нее с восхищением.

Из записок Павла Берестовского

Варвара Княжич нашла меня под вечер за сарайчиком и попросила устроить ее на самолет в Москву.

В новом танкистском комбинезоне ей было лучше, она казалась не такой неуклюжей, как в гимнастерке и солдатских штанах; комбинезон был просторный, сквозь немного открытую «молнию» виднелась сиреневая блузка. Только ее сапоги, совсем уже стоптанные и порыжевшие, оставляли желать лучшего.

Получить в штабе разрешение было нетрудно.

Самолет отправлялся на рассвете. Я лежал на сене и курил трубку. Звездное небо плыло надо мною, табачный дым смешивался с запахами сена, снова и снова я возвращался мыслью ко всему, что пережил, увидел и узнал за эти дни.

Варвара подошла неслышно.

— Можно мне посидеть с вами? Аниська все время плачет и жалуется на своего Федю… Тяжело мне сейчас выслушивать жалобы. Человек вообще не должен жаловаться, а женщина особенно.

Варвара села поодаль, охватила колени руками. Она медленно покачивала плечами, словно убаюкивала свои мысли, и вдруг после долгого молчания заговорила. Говорила она так, будто не о себе рассказывала, а о ком-то совсем постороннем, спокойно и мудро. Сказка чужой жизни раскрывалась передо мной, я вслушивался со страхом и надеждой в слова Варвары, — со страхом, потому что боялся, что какое-нибудь одно неосторожное, неразумное слово разрушит ее сказку; с надеждой, потому что страстно хотел не ошибиться в Варваре. И она не сказала ни слова, которое нарушило бы мое представление о ней. Чистая и смелая нежность звучала в ее голосе, и все, о ком она рассказывала, были достойны этой нежности, они как живые вставали перед моими глазами; я готов был слушать и слушать ее без конца, но Варвара внезапно замолкла, многого, наверное, не рассказав.

— Кажется, пора уже на аэродром, — сказала Варвара.

Я поглядел на часы.

— Пора.

Варвара молодо, не опираясь руками о землю, поднялась и пошла к Аниське. Через несколько минут они обе вышли во двор. У Варвары был только маленький вещмешок, да и тот полупустой, вряд ли в нем было что, кроме ее цветастого платья, туфель да двух-трех катушек пленки.

Аниська, всхлипывая, припала к плечу Варвары. Они обнялись и поцеловались, как сестры.