Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

Они строили и выстроили мощный радиоцентр Арктики, самую северную в мире угольную базу. Ценнейший научный материал собрали научные работники острова.

Это был дружный рабочий год. Ни склок, ни драм не знал сплоченный коллектив полярников Диксона, возглавляемый Светаковым и парторгом Василием Пашукевичем.

Работали, несли вахту, учились в партийных кружках, били медведя, оленя, нерпу, промышляли белуху, охотились на гуся. Бегали на лыжах, портили фотографические пластинки, пока не научились владеть аппаратом. Заигрывали «до дыр» патефонные пластинки. Дружно, по сигналу, выбегали на аврал — в дождь, в пургу, в моров. Весело хохотали удачной шутке, выпускали веселый «Подзатыльник», пели. Нетерпеливо ждали по утрам известий из Москвы по радио. Посылали нежные телеграммы домой: женам, матерям, любимым девушкам. По вечерам собирались в кают-компании или где-нибудь в комнате, вспоминали о Большой Земле — без отчаяния, без тоски, а всегда нежно и тепло.

Это был дружный, хороший год, — вот почему так грустно расставаться с зимовкой.

Провожать нас в залив вышел катер с группой остающихся зимовать.

Мы стояли на борту «Анадыря» взволнованные, растроганные и, не утомляясь, махали кепками, платками, шарфами, рукавицами, кричали до хрипоты.

Катер медленно проходил вдоль борта. Вот Ходов — начальник радиоцентра. Он зимовал два года с Ушаковым на Северной Земле, затем год на Диксоне и теперь остается зимовать еще.

Рядом с ним нарочито хмурый, но добрейший Емельяныч, диспетчер радиоцентра Круглов, человек фанатически преданный работе. Он тоже остается еще на год. Катер уже скрылся. Все туманнее и туманнее очертания острова. Вот растаяла в небе мачта. Вот исчез последний мысок. Прощай, Диксон!

На «Анадыре» мы опять попадаем в объятия друзей. Это давние друзья, хотя многих из них мы никогда не видели. Мы переговаривались с ними по радио. Мы знали друг друга очень интимно, очень близко, как знаешь людей, с которыми делаешь одно общее дело.

Это были зимовщики мыса Челюскин и острова Уединения, тоже возвращающиеся на Большую Землю.

Во главе дружного коллектива челюскинцев был начальник зимовки, старый полярник, краснознаменец Иван Дмитриевич Папанин.

Ехали на «Анадыре» и только что вернувшиеся из своей мужественной экспедиции научные работники с Челюскина — Федоров, Либин, Сторожко. Они несколько месяцев изучали глубь Таймырского полуострова, проделали много километров на собаках, на лодке и затем пешком. На их поиски был отправлен самолет, сбросивший им продовольствие. К пароходу они пришли буквально в последнюю минуту.

Таковы были пассажиры «Анадыря», и, надо сказать, необычные пассажиры. Они пришли спаянными коллективами, в их «багаже» были медвежьи шкуры и даже живые медвежата — подарок харьковским пионерам. С первого дня пребывания на пароходе пассажиры надели спецовки.

Да, надели спецовки, потому что мы вовсе не чувствовали себя пассажирами. Разбившись на бригады, мы начали перегружать уголь из трюмов в бункера. Два дня мы авралили в душном, пыльном, угольном трюме, наваливали уголь в мешки, выдавали их наверх, закинув на спину, бежали по скользким сходням — и так и не заметили, как подплыли к Игарке.

Но кто-то закричал: «Лес, лес!» — и мы бросились к бортам. Да, это был лес — редкий, карликовый, небогатый, и все-таки лес, которого зимовщики давно не видели. Мы жадно смотрели на зеленый берег, мы радовались каждой березе, каждой сосне, мы восхищались их чудесной зеленой снастью, — пахло смолой, хвоей, землей.

Приехать на Большую Землю, прежде всего прокатиться в вагоне Московского метро, — мечтали мы, — пойти в театр, потолкаться на оживленных улицах, погреться на солнышке — ведь там еще лето. Но главное — увидеть, увидеть все, что произошло, что построено, что сделано на нашей чудесной советской земле за это время. Как много мы увидим!

Уплывают берега Арктики. Через год сюда снова вернутся отдохнувшие полярники, как вернулись в этом году на Диксон многие старые зимовщики!

До новой встречи, Арктика!

Здравствуй, Большая Земля!

Итак, завтра в путь! Проверен до последнего винтика самолет, опробован в воздухе и на воде. Залит бензин в баки. Погружено снаряжение экипажа: аварийный запас продовольствия, спальные мешки, легкие шелковые палатки, меховая одежда. Все участники перелета снабжены парашютами. К большому арктическому перелету готовы машины и люди.

Завтра на рассвете Молоков положит самолет на курс — Якутск.

Из Красноярска самолет пойдет по Енисею до Стрелки, а там свернет на Ангару. Великие сибирские реки будут синеть под крылом голубой летающей лодки.

Наша первая ночевка в Киренске. Дальше — путь по Лене на Якутск, где пробудем несколько дней.

От Якутска, уйдя от Лены, попадем на реку Алдан. Самолет будет лететь над золотым краем, над приисками и промыслами. Посадка — в пункте Крест Холджан. Отсюда — самая трудная часть пути: нет рек, пригодных для посадки гидросамолета, высокие горные хребты. Шесть часов придется лететь на высоте не менее трех тысяч метров, не имея внизу посадочной площадки. Преодолев этот путь, самолет выйдет к Охотску, затем скалистым побережьем Охотского моря — в Нагаево. Отсюда Молоков возьмет курс на Камчатку и к Командорским островам. Острова эти почти всегда окружены густым непроницаемым туманом. Если удастся пробиться через него, будем на Командорских островах. Здесь — единственный в Союзе промысел морского котика, питомник голубых песцов, здесь же промышляют ценного камчатского бобра. На островах живет и работает немногочисленное племя алеутов, спасенное от вымирания Советской властью.

С Командорских островов наш путь лежит на Чукотку. Дальнейший путь самолета — побережье Чукотки — бухта Провидения. Уэллен, мыс Шмидта. Самолет спустится всюду, где есть коммунисты-одиночки, не имеющие возможности из-за отдаленности произвести обмен партийных документов. Партийные билеты будут обмениваться тут же на месте.

В первой половине августа мы должны быть на острове Врангеля. Здесь предстоит большое празднество по поводу десятилетия советизации острова.

Прилетом на Врангель заканчивается первый этап перелета. В течение всего августа Молоков будет проводить ледовые разведки в Чукотском и Новосибирском морях.

Всего предстоит пролететь тридцать тысяч километров над реками, горами, морями Арктики.

По маршруту, которым Молоков решил лететь на Охотское море, до него не летал ни один летчик. Нам это стало понятным только в пути, когда под нами вздымались горные хребты и исчезали реки.