Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.

Вдруг молоток, как живой, подпрыгнул в его руках — это дядя Прокоп незаметно включил воздух, а Виктор как раз нажал на рукоятку, и его встряхнуло и затрясло...

— Что, выходит, конь-то мой с норовом, брыкается? — довольно засмеялся дядя Прокоп, видя, как вырывается отбойный молоток из рук Виктора. Парень еле удерживает его, но не сдается, еще сильнее жмет на рукоятку. — Ну, ничего, ничего! Коня всякого оседлать можно.

А у Виктора в самом деле было сейчас такое чувство, словно он держит под уздцы горячего жеребца, а тот рвется из рук и злобно фыркает. И захотелось железной рукой обуздать непокорного строптивца да вскочить на него и, дико гикнув, понестись, как ветер.

— Дядя Прокоп! — сказал Виктор, опуская молоток. — Возьмите меня в ученики. Ладно?

— В ученики? — удивился мастер. — Да ты ж, говорят, учиться не любишь. Гордый.

— Возьмите! — снова тихо попросил Виктор.

Так появился «университет» дяди Прокопа, сразу вызвавший много и разговоров и толков на шахте.

— Ты что ж, помесячно со своих студентов берешь али поурочно? — спросил Прокопа его тесть, ядовитый старичок Макар Васильевич, когда они семейно ужинали вечером под воскресенье.

Прокоп только добродушно засмеялся в ответ.

— Та невжели ж даром? — изумился тесть. — Ну и ну! Значит, за спасибо стараешься?

— Мне и спасиба не надо.

— И не жди! Молодежь, она, брат, на спасибо забывчивая. У тебя же выучился, да тебя ж и обгонит, да еще срамить будет...

— Ну и пусть обгоняет! — беспечно сказал Прокоп, вытряхивая трубку. — Мой ли уголек, его ли — он ведь в одну топку идет! Так, что ли, тестюшка?

Хуже было бы, что заниматься со своими «студентами» дядя Прокоп мог только урывками, невзначай — работали в разных уступах. Но тут в дело вмешался секретарь партийной организации шахты Ворожцов. В те поры на «Крутую Марию» чуть не ежедневно прибывала новая техника. То компрессор, то партия новеньких отбойных молотков, то электровоз. Одна за другой переходили на механизированную добычу угля лавы «Крутой Марин». До зарезу требовались забойщики, владеющие отбойными молотками. Их не было. Надо было срочно подготовить. И по совету Ворожцова дядю Прокопа временно назначили инструктором: ему дали пятерых ребят в науку, среди них и Виктора и Андрея. Днем они проходили практику в забое, под руководством дяди Прокопа, вечером — теорию, на курсах, которые тоже были организованы по совету Ворожцова. Тут изучали материальную часть молотка, правила ухода за механизмами, общие основы горного дела — в общем то, что скоро стали называть техминимумом горняка.

Как и Андрей, Виктор исправно посещал курсы, но куда с большей охотой проходил «практику» у дяди Прокопа. Ему хотелось поскорее овладеть отбойным молотком и стать самостоятельным забойщиком. Сперва не ладилось, но теперь не от недостатка усердия, а скорее от избытка его, от нетерпения. Что было силы наваливался он всем телом на молоток, загонял пику под самую пружину, стараясь поглубже впиться в пласт, чтоб сразу отвалить глыбищу угля и удивить инструктора; но глыба не отваливалась, а пика ломалась или увязала так, что Виктор еле вытаскивал ее.

А дядя Прокоп смотрел и посмеивался. -

— Жадничаешь? Животом хочешь взять? А технику, брат, животом не возьмешь. Ее умом надо.

Виктору он ничего не прощал.

— Что это у тебя молоток сегодня хворый, еле дышит? — насмешливо спрашивал он, бывало. — Заболел, что ли?..

— Думаю, воздуху маловато.

— А-а! Вот оно что!.. А у тебя, значит, все в исправности?..

— Все... — отвечал Виктор, но нерешительно, осторожно.

— А ну, дай сюда молоток! Посмотрим. Та-ак... Пика болтается. И футорка, видишь, грязная. Не любишь ты, брат, свою технику!

— Как не люблю!.. Да я...

— Значит, не той любовью любишь, не хозяйской. Вот, — спокойно продолжал осматривать молоток дядя Прокоп, — и масла не залил. Масленка-то при себе?

— Тут... — сконфуженно протягивал масленку Виктор.

— Да-а... Не заботливая твоя любовь. А работу от молотка требуешь. А какое ж ты имеешь право требовать-то? А? Прав у тебя нет, нету!.. — Он промывал футорку, смазывал молоток, продувал его сжатым воздухом, и с молотком свершалось чудо: он словно оживал и молодел и вместо семисот ударов в минуту готов был дать всю тысячу. — Гляди! И воздух появился! — насмешливо удивлялся мастер. — А ты говорил: воздух плохой. Эх ты, забойщик! На, бери-ка!..

Виктор послушно брал молоток из его рук.

— Что? Обижаешься на меня? — свирепо раздувая усы, спрашивал Прокоп Максимович. — Га? Ну, говори? Я ж тебя знаю.

— Нет... — бормотал пристыженный Виктор. — Спасибо вам. Прокоп Максимович...

И он действительно не обижался на учителя, что было вовсе уж непохоже на Виктора и удивляло всех. Он только иногда жаловался Светличному, с которым все-таки подружился:

— Не любит меня наш старик. Ох, люто не любит! — И вздыхал: — Он Андрея любит...

А Светличный только смеялся в ответ:

— Ну, балованный же ты хлопец, Витька! Привык, чтоб тебя ни за что любили. Любовь заслужить надо.

— Так я ж стараюсь, — уныло отвечал Виктор.

Он старался. И иногда ему удавалось целую упряжку проработать, не получив выговора, но и не получив похвалы. При дяде Прокопе он старался работать ровно, припоминая все уроки и наставления; он мог так работать и час и два, но потом все-таки увлекался, загорался охотничьим азартом, жаждой добытчика; казалось, вот-вот теперь все наладилось, все могу, молоток в порядке, уголь подается, струя видна. Он лихо вонзал пику в пласт, в самое сердце кливажа, потом делал резкий поворот молотком в сторону, чтоб отвалить глыбу, — и пика с треском ломалась.

И тотчас же над ухом раздавался знакомый насмешливый басок:

— Та-ак! Готово?

— Та что ж делать, если пики такие!.. — в сердцах вскрикивал Виктор. — Сталь слабая.

— То характер у тебя слабый! — сердито отвечал учитель. — Не забойщицкий у тебя характер: терпения нет. — И он, как умел, обуздывал не в меру горячий нрав ученика, говоря при этом: «Сперва человеком стань! Будешь человеком — сделаешься и забойщиком». Так умный взводный командир борется со слабостями стрелка: в «моргуне» — парне, испуганно мигающем перед выстрелом, старается победить трусость, а у «дергуна», нетерпеливо дергающего спусковой крючок, воспитывает выдержку и хладнокровие.

Виктор был «дергун». И дядя Прокоп знал это. Да и сам Виктор знал и проклинал свой злосчастный норов. Он понимал теперь, что уголь ни «животом», ни удалью не возьмешь. Он уже не раз видел: у иных богатырей уголек капает тощей, жиденькой струйкой, а у щуплого, но ловкого Мити Закорко валится водопадом. Но Митя Закорко с детства шахтер, сын и внук шахтеров, он уголь понимает. Значит, есть тут свои загадки, соображал Виктор, и ему нетерпеливо хотелось в эти тайны проникнуть.