Илья Эренбург - Что человеку надо

Комитет обсуждал вопрос о контрреволюционном выступлении бывшей проститутки Консепсион Кабаньес. Секретарь угрюмо буркнул:

— Расстрелять.

Маноло засмеялся:

— А идеи где? Мы убеждать должны…

Он пошел в публичный дом. Завидев его, женщины разбежались. Осталась только преступница; она сидела на кровати в разодранной кофте и тяжело дышала. Маноло закурил, вытащил револьвер, постучал им по столу и благодушно сказал:

— Ты бабушка, лучше добром уходи. Теперь, если кому с кем спать, это от чувств, а деньги мы жечь будем. Понимаешь?

Женщина ответила:

— Ну и уйду. Скучно мне на вас глядеть.

Маноло вернулся в комитет. Среди ящиков с гранатами стояли проститутки. Секретарь ворчал: «А что мне с ними делать?» Сверху доносился вопль «Кропоткина»:

— Пускай рубашки шьют!

В Маноло вцепилась жена арестованного дантиста:

— Четвертый день его держат, а он не при чем, это его дядя давал деньги на фалангу…

— Подай заявление. «Четвертый день»… Я полтора года при короле сидел, да при республике 8 месяцев, и ничего — жую.

Сзади раздался радостный визг: секретарь обнял толстуху Пепиту. Маноло нахмурился и увел секретаря наверх.

— Если еще раз замечу, пристрелю. И другим скажи — запрещается до полной победы. У меня, у самого, в Барселоне…

Снизу свистнули:

— Маноло здесь? На Уэску людей давай — они артиллерию подвезли.

Маноло поправил револьвер, болтавшийся на животе, и бросился вниз.

Маноло смотрит в бинокль: розовый дом, мешки с землей — там пулеметы фашистов.

— Наши где?

Часовой лениво показывает на речку: дружинники забрались в воду. На берегу винтовки, гранаты, штаны — все вперемешку.

— Вылезай!

Никто не вылез — полдень, жарко… Речка мелкая, люди лежат, не шевелясь, на брюхе. Маноло выгнал одного. Это тощий человек. С головы тонкой струйкой стекает вода.

— Вылезай, они ударить могут…

— Зачем? Они тоже купаются — у них там пруд.

— Вылезай! Не то стрелять буду.

Бойцы нехотя вылезают из воды. Чубастый Луис орет:

— Анархист! Офицеры и то лучше!..

Теперь все кричат:

— Довольно нами командовать!

— Он в автомобиле катается…

— Мы тебе не солдаты, мы сами записались!..

Маноло равнодушно насвистывает. Луис обозлился, он полез на Маноло с кулаками. Его тащат назад:

— Маноло не знаешь? Убьет.

Матео выбежал вперед:

— Поглядел бы я на вас без Маноло! В Каспе кто впереди шел? Я вас спрашиваю, подлецы, кто Каспе взял? У него жена молодая, а он первый под пули лезет…

Другие поддакивают:

— Маноло молодец!

— Он храбрый…

Луис надел подштанники, расчувствовался и обнимает Маноло; а Маноло попрежнему свистит. Потом он идет к дому:

— Пулемет на чердак тащи!

Он говорит крестьянке:

— Уходи. Тебе в Барбастро комнату дадут. А здесь нельзя, здесь они стрелять будут.

Женщина зевает:

— Уже стреляли. Все утро стреляли. А куда я пойду? У меня коза об’ягнилась.

Грохот. Чашки на буфете всхлипывают. Женщина принесла миску. Ее голос теперь нежен и загадочен: она зовет кур.

Маноло долго глядел в бинокль; он узнавал улицы Уэски. Что с Мартином? Может быть, его сейчас ведут на расстрел? Гвардейцы лениво скручивают сигаретки. Один говорит: «С Маноло знался? Получай!» Чорт, а ведь город рядом! Видны сады, балконы; на веревках сушатся простыни… Одно непонятно — где у них артиллерия?

Фашисты с утра обстреливали часовню и два дома. Капитан Морено сказал; «Лучше отступить — невыгодное положение. О том, чтобы взять город, нечего о думать. У них две батареи». Маноло ответил: «Не за тем приехали, чтобы назад переть…»

Он сидит мрачный. Как просто было в Барселоне! Фашисты стреляли из пулеметов. Что же, Маноло разогнал машину — под пули. Майора задушил. Вот этот бинокль у него взял… А здесь ничего непонятно. Где у них батареи? Морено говорит: «Две». Но можно ли верить Морено? Офицер. Они все хороши! Такого по совести лучше прихлопнуть…

К Маноло подошел высокий худой человек; плохо говорит по-испански.

— Француз?

— Нет. Немец. Я насчет артиллерии — надо открыл огонь по дороге на Айербе.

— А где она?

— Отсюда не видно. Вон за тем холмом…

Маноло вышел из себя:

— Что ты мне голову морочишь? Не видно, а стрелять… Ты откуда взялся? Марксист?

Вальтер смеется:

— Конечно. Только это к делу не относится. Я в артиллерии служил. Можно рассчитать…

Вальтер об’яснял. Маноло внимательно слушал.

— Ладно — командуй! Только смотри у меня — без идей. Наплевать мне на вашу дисциплину!..

Вальтер ушел. Маноло нагнал его:

— Стой! А отступать не надо?

— Зачем отступать? Мы завтра попробуем их выбить из розового дома.

Маноло пошел к капитану Морено:

— Поручения есть? Жене или еще кому-нибудь? Не понимаешь? Очень просто, я тебя сейчас пристрелю. Говорил ты «отступать» или не говорил? А мы их завтра из розового дома вышибем. Ну, становись!

Капитану Морено за пятьдесят. Он неудачник: в молодости не угодил генералу; потом при африканской кампании его рота сдалась в плен; так он и остался в капитанах.

Морено покорно стал возле двери и ладонью вытер седые жесткие усы. Маноло поглядел на него и вдруг опустил револьвер:

— Слушай, Морено… Чорт тебе в душу влезет! Но если ты завтра их не расколотишь, пристрелю, вот тебе мое слово — пристрелю.

Он дружески похлопал Морено по спине.

Артиллерия работала до ночи. Потом все притихло; только блеял козленок. Маноло проверил посты. Он заглянул в сарай. Вальтер спал на соломе. Маноло осторожно прикрыл дверь, чтобы не разбудить Вальтера, посмотрел на спокойное лицо с шрамом и рассердился:

— Слушай, немец, почему это тебя зовут «комендантом»? Мы чинов не признаем. Ты что думаешь — показал, как стрелять, значит, и командовать будешь? Мы этот поганый домишко и без тебя возьмем, Уэску возьмем, на Португалию двинемся.

Вальтер оборвал его:

— Спать надо. С шести откроем огонь.

Но Маноло не мог спать. Он бродил по неостывшим камням. Ночь была душной. Желтая луна висела над недоступным городом. Маноло в тоске подумал: не возьмем, ни за что не возьмем! Надо бы сразу, а теперь у них батареи. У них таких Вальтеров тысячи. Как рассвет — пойдем… Хоть бы скорее ночь кончилась!

Среди камней сидел Луис с девушкой из отряда. Они целовались. Маноло в ярости ударил ногой по ящику. Луис обернулся и сейчас же снова обнял девушку. Маноло сел возле фонаря и стал писать: он изорвал всю тетрадку — письмо не выходило. Он хотел рассказать Кончите о войне, об Уэске, которая рядом, о сухом костлявом немце. Вместо этого он написал:

«Дорогая моя Кончита!

Ты знаешь, что мы, анархисты, за полную свободу, так что теперь каждый волен делать все, что ему вздумается. Но я тебя очень прошу — не сходись ни с кем! Я как подумаю, что ты с другим, у меня все в голове вертится. А мы их скоро расколотим.