Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы

— Почему же не отдыхаешь?

— Вы же сами запретили ответственным работникам пользоваться отпуском в летний период, — ответил я.

— Чудак, это для тех, кто не нуждается в отдыхе.

В автомашине Серго долго молчал, потом, как бы отвечая на свои мысли, заговорил:

— Люди не понимают, что мы очень отстали и нам нужно не только догонять, но и перегонять во что бы то ни стало, иначе нам хана. Это трудная задача, недаром в народе говорят: хуже нет ждать да догонять, только ничего не поделаешь, надо.

Когда мы доехали до Спасских ворот Кремля, Серго предложил мне зайти к нему и вместе поужинать.

— Зачем тебе беспокоить жену, когда моя Зина все равно бодрствует. Такая уж женщина, пока я не вернусь, она не ляжет, — сказал он.

Жил Серго со своей женой Зинаидой Гавриловной в небольшой трехкомнатной квартире, обставленной простой мебелью.

Не успели мы вымыть руки и сесть за стол, как Зинаида Гавриловна уже поставила на стол вареное мясо, творог, черствый хлеб и два стакана чаю. Глядя на все это, Серго покачал головой.

— Зина, ты подала бы товарищу что-нибудь существенное и бутылочку вина. Понимаю, у меня больные почки и я вынужден соблюдать диету, но во имя чего должен страдать здоровый человек? — подмигнул он мне.

Как я ни отказывался, ничего не помогло, на столе появились ветчина, копченая колбаса, сыр и бутылка кахетинского. Пока Серго нехотя, без всякого аппетита ковырялся в своем твороге, я, основательно проголодавшись, уплетал еду за обе щеки и запивал красным вином. После ужина Серго проводил меня до автомашины и попросил шофера отвезти домой.

Накрапывал мелкий дождик, дул холодный ветер. Проезжая мимо Александровского сада, я впервые заметил, что листья на деревьях пожелтели, наступила осень.

В тот вечер мне стало ясно, почему люди, знавшие Серго, так горячо любили его.

Через несколько дней мне позвонили из управления делами и сообщили, что по личному распоряжению наркома мне предоставляется месячный отпуск, а также выдана путевка в санаторий в Кисловодск.

1968

Первыми ворвались в город Н. на юге России красные кавалеристы. В боях за город особо отличился первый эскадрон, где служил политбойцом Алеша Воронов. Ему не исполнилось полных двадцать лет, и был он заместителем политрука эскадрона.

Кавалерийскому полку отвели для постоя казармы на окраине, построенные еще в прошлом веке для местного гарнизона. Казармы эти оказались невероятно по тем временам благоустроенными и пришлись по душе кавалеристам, привыкшим к жизни и днем и ночью под открытым небом. Тут было все: спальные корпуса с низкими кроватями, покрытыми серыми одеялами, бани, пекарни, обширный двор и, главное, склады, набитые продовольствием и новеньким обмундированием, полученным из Англии. Казаки и белогвардейцы оставили город так поспешно, что не успели разграбить склады или хотя бы поджечь их, чтобы не оставлять большевикам.

Бойцы первым делом растопили бани, благо в запасе было много расколотых и аккуратно сложенных штабелями дров. Получив мыло и свежее белье, они с наслаждением мылись и парились. Все еще находясь под впечатлением победоносного боя, возбужденные, они забыли об усталости, о войне и сейчас шутили, хохотали от души, поливали друг друга горячей водой и дурачились, как малые дети.

В городе постепенно налаживалась жизнь, повсюду висели красные флажки, менялись вывески на фасадах бывших присутственных мест, появились новые, непонятные для обывателей названия: ревком, губком, губоно, губчека и другие. Читая с опаской эти загадочные названия, горожане неодобрительно покачивали головой и быстро проходили, чтобы не обращать на себя внимания новых властей, о которых они наслушались много страшного.

По обязательному постановлению ревкома, открылись магазины, столовые и кондитерские, в лавках торговали свежим хлебом. Сняв бляхи с фартуков, дворники усердно очищали город от грязи, оставленной белогвардейцами. После четырех часов дня на бульваре играл духовой оркестр, а вечером в театрах и бывшем Дворянском собрании, превращенном в клуб, давали представления. Вышел первый номер газеты «Серп и молот».

Алеше Воронову не долго пришлось отдыхать. Уже на второй день его вызвали к комиссару полка.

Войдя в маленькую комнату с низким потолком, Алеша доложил по всем правилам:

— Боец первого эскадрона Краснознаменного кавалерийского полка Алексей Воронов явился по вашему приказанию.

Комиссар, из бывших студентов, старше Алеши, может быть, года на три-четыре, подтянутый, в начищенных до блеска сапогах, улыбнулся и указал Воронову на единственную табуретку около своего стола.

— Вот что, товарищ Воронов, придется откомандировать вас в распоряжение губкома партии, — сказал он официально.

— Зачем? — вырвалось у. Алеши.

— Есть предложение использовать вас на гражданке.

— Не пойду, — не раздумывая, заупрямился Алеша. — Я не для того вступил добровольцем в Красную Армию, чтобы служить на гражданке, а для того, чтобы воевать до полной победы революции во всем мире.

— Победа революции куется не только на фронте, — комиссар был подчеркнуто сух. — Надеюсь, вы знаете, что коммунист, получив задание, обязан его выполнять, а не рассуждать. — Он взял бумагу со стола и протянул Алеше. — С этой бумагой явитесь к секретарю губкома.

— Но как же, вы понимаете… — еще попробовал что-то изменить Алеша.

Комиссар не дал ему договорить.

— Никаких «но», выполняйте, — на этот раз он повысил голос.

— Есть явиться к секретарю губкома. — У Алеши от обиды дрожал голос.

— То-то хороша будет наша боевая большевистская партия, если каждый ее член будет распоряжаться самим собой. — Комиссар встал, положил руку на плечо Алеши и продолжал уже дружески: — Пойми, иначе нельзя, нужно о тыле тоже заботиться. Смотри не подкачай, не подведи нас, своих товарищей.

— Постараюсь, — сердито буркнул Алеша, спрятал бумагу в верхний карман гимнастерки и, не заходя в казарму, отправился в город выполнять приказ комиссара.

В кабинете бывшего губернатора, куда пригласили Алешу, кроме секретаря губкома, немолодого человека с седыми висками и усталым лицом, находились еще трое. Алеша обратил внимание на мужчину с козлиной бородкой и в пенсне — явный интеллигент. Двое других — молодые парни, один с кольтом у пояса, второй в кожанке, несмотря на жару. Секретарь взял у Алеши бумагу, прочел вслух:

«Алексей Воронов, девятисотого года рождения, член партии с тысяча девятьсот восемнадцатого года, в Красную Армию пошел добровольно, в прошлом типографский рабочий — наборщик, дисциплинированный, выдержанный, политически вполне подкован, в эскадроне был политбойцом, храбрый, во время боев личным примером заражал бойцов…» Думаю, ясно, — сказал секретарь и обратился к Алеше: — Надеюсь, ваш комиссар объяснил, зачем тебя вызвали в губком?