Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы

Наступавшие медленно отползли назад и скоро исчезли из виду.

Пока Хачик рассказывал Гугасу подробности боя, к ним подбежал связной.

— Турки заняли район колодцев, — доложил он. — В отряде Ншана все до единого погибли. Апет преградил аскерам путь в крепость, но положение у него неважное: позиции ненадежные, людей очень мало, он просит помощи.

— Эх, обманули нас турки, Хачик, отвлекли внимание, и пока мы тут возились, они заняли колодцы.

— Что же, пусть! Ночью соберемся с силами и выбьем их оттуда.

— Какие это силы мы соберем с тобой? На каждой позиции осталось по десять — двенадцать человек… Ну ладно, я пошел к Апету. Часам к одиннадцати приходи ко мне. Позовем людей, посоветуемся, как быть дальше.

Гугас со своими людьми поспешно ушел. Он даже не заметил, что тут же, за скалой, сидел его сын.

Собравшись у Гугаса, начальники отрядов решили, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Ежедневно голод и болезни уносили сотни людей. Еды не было совсем, колодцы заняли турки, боеприпасы кончались.

— Что же делать? — спросил Гугас у своих боевых соратников.

Бесстрашные люди, понурив головы, молчали.

— Сдаваться? — опять спросил Гугас.

— Прежде чем сдаваться, я убью своих детей и жену, а сам брошусь со скалы вниз головой, — ответил Хачик.

— Это нетрудно сделать, Хачик: для этого не требуется ни большой храбрости, ни особого ума. По-моему, пока жив человек, он должен бороться. Я предлагаю другой план: все наши силы собрать в один кулак, прорвать окружение и со всеми выбраться в горы. Там добывать пищу будет легче, сможем продержаться до прихода русских.

— А больные, старики? Их оставить? — спросил пожилой командир одного из отрядов.

Перед глазами Гугаса встали изнуренные женщины, дети, его больная дочь. У него защемило сердце, когда он представил себе картину, как и без того озлобленные турки ворвутся в крепость.

— Надо попытаться вынести их из крепости, — твердо сказал он.

Командиры разошлись по своим местам, оставив Гугаса и его помощников в тяжелом раздумье.

Утром стало известно, что ночью из крепости исчезли Манукян с Каракозяном.

— Нашей кровью хотят спасти свои шкуры, — сказал Хачику Гугас.

— От них другого ожидать нельзя было. Не зря я тогда предложил тебе покончить с ними, — помнишь, когда они в первые же дни стали поговаривать о сдаче?

— Конечно, помню. Рука не поднялась: как-никак свои, вместе выросли.

— А у них рука не дрогнет — и не на одного, не на двух, а на тысячу человек.

— Что сейчас толковать об этом? Уже поздно. Придется отложить выступление. Турки всё знают и ждут нашего появления.

— Ты дай приказ, что выступление вообще отменяется. Подождем еще день, два. За это время турки подумают, что Манукян их обманул, и, может быть, расстреляют его.

— Так или иначе, они их расстреляют, дело не в этом, а в том, чтобы напасть внезапно, захватить турок врасплох, — тогда мы выскочим наверняка.

Хоть Гугас и отдал приказ, что никакого выступления не будет, но этому приказу никто не верил. Крепость была охвачена паникой и страхом.

Вечером, облокотившись на стену крепости, Гугас бросил последний взгляд на долину. Вон там развалины дома, где он родился и вырос, где жила его дружная семья… Вокруг дома когда-то пышный, а теперь сожженный сад, где в тени вековых деревьев играл он со своим братом, где срывал инжир и орехи для своих сверстников, где раздавался звонкий смех Сирануш. Вдали, под горами, водопад и маленькое прозрачное озеро, на берегах которого он гулял с Перузой. Сколько радостных и счастливых дней! Сколько трудов и стараний, чтобы создать свой очаг, вырастить детей, сделать так, чтобы они были счастливее своих родителей! И что осталось от всех его мечтаний?.. Все, все погибло безвозвратно. Среди серых скал, в одинокой могиле, лежит его тихая, любящая Перуза с маленьким сыном. В каменной яме, похожей на могилу, живет старая, беспомощная мать с его детьми. Единственная дочь умирает от голода. Она так ослабела, что вряд ли выживет. А Мурад — его гордость, его надежда? На кого он стал похож! Скелет, обтянутый кожей! Он ходит как потерянный. Только смышленые глаза мальчика светятся: он все видит, все понимает. Ему тяжелее, чем тысячам других в его возрасте. Но что он, отец, может сделать для своих детей, для родной матери? Разве сумел он сделать что-нибудь для сестры, томящейся в плену? Ничего. Вот скоро, дня через два, они выступят, а удастся ли спасти больную дочь? Спасутся ли другие — мать, Нубар, Мурад? А он сам? Может быть, и спасется, останется в живых, но на что ему такая жизнь — без детей, без радости, с вечной болью в сердце?!

И этот суровый человек, понурив голову, беспомощно опустил свои большие, сильные руки.

Погасли последние лучи солнца, поднялся тихий ветерок, но Гугас, поглощенный своими мрачными думами, ничего не замечал. Наконец частые разрывы снарядов и усилившаяся стрельба отвлекли его от вереницы мыслей. Турки без перерыва осыпали все проходы осколочными снарядами без цели, на авось, стреляли из винтовок.

Гугас медленно пошел к позициям. Апет сообщил, что внизу замечено большое движение противника. Забравшись на скалу, Гугас стал внимательно наблюдать. Действительно, аскеры сновали взад и вперед около белых палаток. Две колонны в строю шли по направлению к крепости.

«Народ доверил тебе свою судьбу!» — мелькнуло в голове Гугаса, и от слабости, охватившей его минуту тому назад, не осталось и следа. Он властно отдавал распоряжения готовить гранаты, быть настороже. И голодные бойцы, услышав его громким голос, сильное прижимали винтовки к плечу.

На двадцать седьмые сутки в полночь начались бои по прорыву. Часть вооруженных людей под командованием Апета повела отвлекающие бои в восточном направлении, а основные силы под руководством самого Гугаса стали спускаться из главных ворот. За ними под охраной группы бойцов осторожно пошли женщины и дети. Аместуи, опираясь на плечо бабушки и шатаясь, медленно передвигала ослабевшие ноги. Мурад тащил за руку испуганного брата.

Но впереди что-то случилось. Люди остановились, и через несколько томительных минут обезумевшая толпа хлынула обратно в крепость.

Первым отрядам удалось опрокинуть застигнутых врасплох аскеров и пробить брешь в кольце окружения. Люди кинулись в эту брешь, спасаясь бегством, но это продолжалось недолго. Турки поняли, в чем дело, и, подтянув к месту прорыва главные силы, стали в упор расстреливать спускающихся людей. Вскоре трупы преградили дорогу, и живые, спотыкаясь, падали на них, чтобы больше не подниматься. Бойцы делали отчаянные попытки отбросить настигающих их аскеров и вывести женщин и детей из страшного кольца. Но усилия их были тщетны. Вскоре, позабыв об общем плане, каждый прокладывал себе дорогу в одиночку. Только отряду Апета удалось прорваться организованно. Быстро оценив создавшееся положение, Апет нащупал слабое место в обороне турок и без больших потерь вывел отряд к садам, но это же и помешало им соединиться с отрядом Гугаса.