Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы

— Попробую в типографию, там у меня есть знакомые, и это недалеко отсюда, а жить он может у нас. Надеюсь, ты ничего не будешь иметь против?

— Наоборот, я очень рада, — сказала она. — Мне кажется, что типография действительно наиболее подходящее место. Он ведь грамотный, знает три языка, сможет скоро стать наборщиком.

В эту ночь, лежа на мягкой постели, Мурад почувствовал себя в каком-то волшебном царстве и сразу же проникся искренним уважением и любовью к своим новым друзьям. В его утомленном от непривычно долгого разговора мозгу шевелились новые мысли. Он начинал понимать, что до сих пор несправедливо рассуждал о людях. Выходит, что есть люди хорошие, честные, бескорыстные.

Все горести последних месяцев, невыносимая тоска, одиночество сейчас казались ему далеко-далеко позади, а впереди были радужные перспективы, и Мурад вскоре заснул крепким сном.

Когда то, лет сорок назад, во времена царствования кровавого султана Гамида, одному пронырливому миссионеру за большую взятку и при активном содействии американской миссии в Турции удалось получить у Высокой Порты разрешение на открытие нескольких школ для обучения христианских детей, главным образом сирот и бедных. Такие школы были открыты в Измирне, Ване и Харпуте. В самом Стамбуле был основан колледж, который вскоре превратился в закрытое учебное заведение с пансионом. В этот колледж принимались дети избранной верхушки общества, не только христиан, но и турок. Туда же приезжали юноши из некоторых балканских стран: из Болгарии, Румынии и Греции. Ограниченное количество детей обучалось в колледже бесплатно — это были сироты, окончившие американские школы. Но они жили в особых общежитиях: их готовили к роли протестантских миссионеров в Турции и на магометанском Востоке и еще для кое-каких целей, о которых нигде не писалось и не говорилось. Подобного рода учебные заведения под названием «Роберт-колледж» появились во многих странах — в Китае, Японии, Персии и некоторых других. В Америке было основано специальное общество для ведения дел этих учебных заведений.

В Стамбуле это общество купило для колледжа большой участок земли на живописных холмах предместья Бебек. Его обнесли высокой каменной стеной, посадили сад. Построили электростанцию, три больших учебных корпуса с лабораториями и молитвенным залом, общежития для студентов, спортивные площадки, мастерские. Обширные коттеджи для преподавателей-американцев были размещены в разных концах тенистого сада.

Рабочие и весь обслуживающий персонал — повара, прачки, истопники, садовники — набирались, как правило, из местного армянского населения. Они ютились в барачных помещениях в самом конце территории колледжа. Только многочисленные сторожа были черногорцы. Они ходили в своих экзотических национальных костюмах и держались обособленно.

В ясный солнечный день Ашот с рекомендательным письмом в кармане поднялся к главному административному корпусу колледжа. Эконома, который ведал наймом рабочих, не оказалось. В ожидании его Ашот вышел во двор и сел на скамейку.

На ровной, утрамбованной площадке, окаймленной двумя рядами деревьев, гуляли студенты; некоторые из них вели оживленную беседу, другие в одиночку ходили в тени деревьев с открытой книгой, а несколько человек, облокотившись на каменную стену, окружавшую колледж, наблюдали за голубыми водами Босфора.

Все студенты были удивительно похожи друг на друга — коротко подстриженные, чисто выбритые, надменные, краснощекие здоровяки в изящных костюмах. Ашоту на миг показалось, что он очутился в другом, незнакомом ему мире, и люди в нем тоже не похожи на тех, с которыми ему до сих пор приходилось сталкиваться. Здесь даже воздух был другим — прозрачным, чистым. В этой сытой тишине забывалось все, что было связано с той страшной жизнью, откуда он пришел, с отчаянной борьбой, которую вели люди повседневно за кусок хлеба, за право жить. Бушующие человеческие страсти оставались где-то далеко от этих массивных стен.

Крики отчаяния, безнадежности, людской плач, казалось, никогда не доходили до обитателей этих чистых, красивых зданий. Здесь текла своя жизнь, беззаботная, не знающая никаких горестей и печалей.

Ашоту, потратившему последние гроши, заработанные кровью и потом, на покупку ситцевой рубашки и пары ботинок, чтобы явиться сюда в более или менее приличном виде, стало обидно за себя, за своих товарищей, борющихся, мучающихся только ради того, чтобы не быть зарезанными и не умереть с голоду. Перед его глазами вереницей прошли картины недавно минувших дней и событий. Убитый без всякой вины отец. Мать с маленькими детишками на руках в тисках нужды. Необходимость оставить школу. Тяжелая, изнуряющая работа с самого раннего детства. Потом кровавая резня, когда погибли все его родные и он остался один-одинешенек на всем белом свете. Опять вечная борьба за кусок хлеба. Знают ли эти сытые юноши сотую долю той жизни, которую знал он, пережили ли они частицу тех горестей, которые выпали ему? Впервые Ашот задал себе вопрос: почему так несправедливо построен мир, где одному дано все, а другой обездолен? В чем секрет этого? Он задумался и не нашел ответа на этот большой, мучительный вопрос.

Из задумчивости его вывел вежливый голос:

— Кого вы здесь ждете, молодой человек?

— Господина эконома.

— Пожалуйста, я к вашим услугам.

Ашот порывисто вскочил и протянул ему заветную записку.

Перед ним стоял пожилой человек высокого роста, худой, как палка, выбритый на американский лад, в хорошем костюме с белым воротником и галстуком. Он скорей был похож на ученого, чем на эконома.

— Вы работали где-нибудь раньше? — спросил так же вежливо эконом.

— Нет… то есть приходилось.

— Где именно? И есть ли у вас рекомендация с последнего места вашей работы?

— Я работал в порту… на случайных работах.

При упоминании о случайных работах по лицу вежливого собеседника пробежала еле заметная тень, и Ашот почувствовал, что последний надежда о постоянной работе, мечты об учебе рушатся и ускользают от нею. Вздохнув, он торопливо сказал:

— Господин эконом, я один из тех, которым удалось по счастливой случайности спастись от резни. Не имея никаких знакомых и друзей, я принужден был браться за любую работу, чтобы честным трудом зарабатывать себе на хлеб.

— Я понимаю вас, — оборвал его эконом, — но, видите ли, сейчас нам люди не нужны. Заходите через некоторое время еще раз. Впрочем, без солидной рекомендации… не знаю…

— Прошу вас, не откажите мне. Я готов первое время работать бесплатно, пока не освободится место. Мне совершенно некуда деваться.