Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Внизу появляется темная лента с причудливыми петлями. Догадываюсь: Керулен.

Под крылом самолета проплывает город. Он, оказывается, и сверху похож на корабль, плывущий в степном море.

Думаю о Максиме, на встречу с которым лечу, и о его матери Алтан-Цэцэг. При этом испытываю два чувства одновременно: первое — грусть о моем друге, никогда не видевшем своего отца, не знавшем скупой, но такой нужной отцовской ласки, и другое — благодарность женщине, которая через многие годы лишений и страданий пронесла свою юношескую любовь.

…Высокий и надсадный гул моторов ослаб, стало покалывать в ушах. Самолёт пошел на снижение: Внизу показались скалистые горы, покрытые сосняком. В салон вошла бортпроводница.

— Прибываем в Улан-Батор — столицу Монгольской Народной Республики, объявила она и велела пристегнуться ремнями.

Самолет резко свалился на крыло. Горы стремительно понеслись навстречу. Кажется расступился сосняк, карабкающийся на вершины скал.

Я вспомнил авиационную фразу, часто встречающуюся в книгах о летчиках: «Летчик заложил крутой вираж».

— Опасный вираж, отчаянный. — сказал я своему соседу, парню, похожему на медного бурхана. Сосед или не услышал меня, или не понял.

Самолет выровнялся и сразу же оказался на серой бетонной ленте аэродрома.

Когда я выходил из самолета, у трапа внизу стоял командир экипажа, тот самый летчик, что перед отлетом с Халхин-Гола разговаривал с Алтан-Цэцэг. Он был уже не молодой, но с живыми и веселыми глазами.

— Простите, пожалуйста, — остановил меня летчик, — я был бы рад познакомиться с вами.

Знакомство это оказалось для меня сюрпризом. Летчика звали Лувсан. Да, это был тот самый Лувсан, которого когда-то в Баин-Тумэни называли воздушным читкуром, тот самый…

Лувсан сказал, что Алтан-Цэцэг попросила его помочь мне с устройством в гостинице и в поисках адресатов и что он, Лувсан, с радостью исполнит просьбу Алтан-Цэцэг — своего старого доброго друга.

Я не отказался от помощи Лувсана и еще раз в душе поблагодарил милую Алтан-Цэцэг.

* * *

В Улан-Баторе, солнечном, гостеприимном городе я долго не задерживался. Спешил в Дархан.

В переводе на русский язык слово «Дархан» означает «кузнец». В местах, где раскинулся этот молодой богатырь, природа собрала вместе и железо, и уголь, и золото, и полиметаллы — богатую кладовую устроила.

И у этой кладовой извечно жили кузнецы — народные умельцы.

В Дархане я увиделся прежде всего с инженером-строителем Андреем Федоровичем Ласточкиным, сержантом Ласточкиным, — однополчанином и другом далеких лет. Потом уже вместе с Ласточкиным мы встретились с Максимом, молодым хирургом Очирбатом-Ледневым, с их сверстниками. Волнующие это были встречи. Я понял: в Монголии выросло новое, чудесное поколение, которое продолжает дело старших, только с большим размахом и большим умением.

О Дархане, о встречах с Максимом и Очирбатом-Ледневым, о дружбе молодежи разных социалистических стран, что рождается, растет и крепнет на стройках молодого города, я когда-нибудь расскажу. Но это будет уже другая книга.

Чита — Чойбалсан — Халхин-Гол — Улан-Батор.

1965–1970 гг.

Художник Владимир Рачинский

Сомон — административная единица (район).

Шурган — снежный буран в степи.

Цирик — солдат

Дэли — шуба.

Эгче — старшая Сестра.

Сайнэр — народный заступник.

Уртон — станция для отдыха и смены лошадей.

Дарга — начальник.

Гуай — слово, означающее уважительное отношение к тому или иному лицу.

Средний месяц весны — март.

Читкуры — черти, злые духи.

Эгче — старшая сестра.

Д. Нацагдорж.

Бадарчин — странствующий монах.

Малый полдень — около 10 часов утра.

Сайн хугжин — хорошая женщина.