Лев Черепанов - Горбатые мили

Назар догадался, отчего переменился Венка. Уже всецело был на его стороне, а в то же время воздерживался это как-нибудь выразить. («Еще подумает, что подлаживаюсь под него».) Не вполне уверенный в собственных способностях («Я в роли живописца? Ну, нет. Это по меньшей мере смешно»), он все же поднял щепочку. Уже иначе всматриваясь в присыпанный пылью бетон береговой окантовки — останется ли на нем след? — присел и — раз! Перед ним вытянулся корпус парусника с мощным бушпритом, как перед прыжком. Точно так же легко взмахнул рукой еще — над достаточно ясно прорисованной палубой поднялись мачты, не обремененные никакой оснасткой. Чуть повозился у форштевня — у него, под лапами адмиралтейского якоря, бесшумно вскипел бурун.

Венка подошел к Назару поближе.

Между тем на катере-перевозчике, готовом повернуть от баркентины к базе тралового флота, на корму втянули дощатый трап и, свернув рули, отработали назад, чтобы выйти левей большущего плавучего дока, еще не переданного нашей стране, под своим государственным флагом.

В Венке опять вскипела злость. Грубо двинул сундучок к тамбуру — шр-рр, устроил на нем краба и кивнул на штриховое изображение баркентины.

— Я помню… — Скосил глаза на забор, увешанный транспарантами — поделками заезжего художника. — Под Итурупом мы, практиканты мореходки, попали на ней в свирепейший циклон… — Поморщился. — Как нас тряхнуло! Где был верх-низ — кто мог разобрать… что такое фор-марса-рей, вязать рифы — представляете?

Назару никак не удавалось прикинуть, когда объявится перед капитаном. Ему ж еще предстояло пройти медицинский осмотр — заполнить санитарный паспорт моряка.

— Неужели пренебрегали маринистикой? — удивился Венка. — Фор-марса-рей на носовой мачте. А вязать рифы — то же, что подбирать паруса. Просто!

«Гони, не останавливайся!» — взглядом поощрил его Назар.

— Так что… Следите за мной? Фор-марса-рей в тот раз мотался, туды его, где-то там, среди изорванных туч, — Венка запрокинул голову. — Зрю на него, а у самого, верите — нет, мурашки по спине. Потому что ноки [2] Концы мачтовых перекладин. то погружались, то вымахивали все в свисающих клочьях стекающей воды. Проверил на всякий случай: в каком у меня… спасательный жилет? Как надел? Подергал тесемки. Оказалось, завязал будь-будь. Потом мне кто-то словно прошептал: «Ты ж галетами не запасся!» Я что, стал бы спорить? Да-да, упустил, шляпа. Развернулся на обратный румб. Сам к носу. Лезу туда, чтобы набить карманы. Ноги здесь, мозга моя будто уже там, далеко, — перед полубаком. Жадюгой сделался, как женатик перед дележом барахла. А на меня с верхотуры… Мало сказать, что стена серой воды. Со всех частей света а-ах!

— Смыло?

— Не сразу. Я еще потом затеял закрыть целлофановым мешком мотор шлюпочной лебедки. Гляжу — он близко и уже далеко. — Изумленный Венка закрыл лицо ладонью: — Не подфартило. Пеной всего заляпало. Потом, как утерся, гляжу: что творится! Борт же передо мной. Гладкий, глянцевый. Чей? Узнаю: наш! Сверху потоки! Выгнутые! Жуть! Чувствую: надо скорей зареветь. Только ничего у меня… Горло было как не мое.

— Ты нынче-то кем, герой?

— А! — Венка махнул рукой. — Торчу в машинном отсеке, у компрессоров. Рефмашинист. Весь… — понюхал воротник, рукав, — мазутом пропах.

— Да? Учился в мореходном училище, и на тебе! — посочувствовал Назар. — Я думал, штурманишь. Определенно. («В собственном здоровье я уверен. Что мне осмотр!»)

— По-всякому в жизни приходится, — уклонился Венка. — Нужда заставит — капитаном пойдешь.

У базы тралового флота катер-перевозчик не задержался. Отвалил, побуровил напрямки — в бухте хозяйничал без стеснения, со всего маху ударил грязным обносным брусом баркентину в выпукло-белый борт, а затем так резко отскочил назад в самим же сделанный на ходу вал, что Назар беспомощно замахал руками, Венка же налетел на брашпиль с якорной цепью.

Да, легкой и грациозной чудо-птице, лишенной своего обычного парусного оперения, выпало доживать последние дни не в том положении, какое заслужила.

Повсюду витал дух запустения. Давным-давно забытая мокрой шваброй палуба растрескалась. Когда-то крытые белилами рейки повыворачивало. Рядом со спуском в жилой отсек отливали желтым бестолково нарубленные доски. Белели лохмотья выцветшего брезента, еще ярче — опилки.

У скрученного ходового компаса Назар запнулся о растерзанный ящик из-под каких-то консервов.

— Когда баркентина поднимала все паруса, в том числе косые, то не натыкалась на волны, а летела… как на зов откуда-то свыше.

— Она и сейчас хоть куда, — незаметно для себя подхватил Назар.

Но это Венка вроде не заметил — шел, как бы стараясь, чтобы у него не прорвалась наружу радость от пришедшей на ум новой мысли:

— Вы думаете, смирилась со своей долей?.. Как бы не так! Поднапрягите-ка свой слух! Как? Все пробует: крепки ли причальные канаты, нельзя ли порвать их, хо-хо!

— Точно!

— Скрипит! — расцвел Венка. Он долго наслаждался тем, что его восхитительная любимица, вопреки всему, рвалась на волю, к бравым вестам — самым устойчивым и потому обожаемым ветрам. Спросил возбужденно: — А у вас, скажите, куда бумага?..

Назар замешкался.

— Вы же, как пить дать, собрались в моря! — опять развеселился Венка. Решил, что человеку суши — Назару без него, океанского супермена, не обойтись, как без спасательного круга.

— А-аа! — заспешил Назар. — Я пока что в платном резерве.

— Над новичками-то потешаются… О тельняшке, к слову, слыхали? — Ткнул себя в хилую грудь. — Почему она, как зебра? Вся в полосах?

Глаза у Назара расширились. («Экзамен мне устраивает!») Венка подавил в себе смех:

— Представьте ее всю сплошь синей… Шхуна огибает Африку. Матрозов (я вам по-старому) шуранули на верхние ярусы, под самое солнце. Снизу ни единого дуновения — испечься можно. За распоряжением: «Развязать… Дать ход парусине!» — того сложнее… Если бы матрозов облачили в белое, чтобы выдерживали. А паруса же быстро выгорают. Делаются белыми. Как смог бы штурман отличать одних от других та-аам, на высоте? Потому пошли на компромисс. — Готовый к самозащите, чуть что — посмеяться над собой, он картинно, только чуть навалился на фор-марса-фал, прикрепленный к палубе двойной манильский канат: — Я вам не о чем-то!.. Об этом не прочтете ни в одной энциклопедии! Моя гипотеза! — И засмеялся. Да так, с такой гримасой, будто презирал сразу всех профанов. — Насчет клеша… тоже дундук? Теперь без него можно, в дудочках. Как моему корешу Сереге без усов.

Катер-перевозчик давно ушел по кольцу, за четырехугольный плавучий док — со всеми остановками, вплоть до железнодорожного вокзала. Широкий в кости Назар и тщедушный — живые мощи — Венка беспечно отдались досугу: сидели на фальшборте баркентины, болтали ногами над обманчиво тихой водой. У камней — они с трудом отличали их от затопленных сельдяных бочек — мотало, куда-то подталкивало, передвигало, стремительно несло студенистые, помеченные коричневым крестом зонты — ядовитые медузы.