Григорий Володин - Синий луч

«Один здесь, — обрадовался Максим. — Надо отрезать ему путь в заросли. Оттуда мне его не взять», — и он, сдерживая стон, пополз.

Снова засверкали выстрелы. Максим припал к земле и по шороху догадался, что диверсант ползет к нему. Максим затаил дыхание. Когда разглядел тянущуюся к нему руку с зажатым в ней пистолетом, рванулся вперед и всем телом навалился на диверсанта. Снова блеснуло пламя.

…Этой ночью во многих концах тихой степи услышали ружейные выстрелы. На звуки их поскакали вооруженные всадники.

После похорон Ленькиного отца дед Михей и Ленька вновь вернулись на остров. На похоронах дед вел себя странно. Он не жаловался, не распоряжался дома, хотя невестка сбилась с ног от горя и от хлопот. Еще сидели все за столом, еще вспоминали о хороших делах Прохора Михеевича, и старушки желали ему небесных благ, когда, шумно отодвинув стул, встал дед Михей. Он долго смотрел на Леньку, у которого от слез покраснели глаза. Потом подошел к вдове-невестке, ласково поцеловал ее в лоб. А когда та залилась горькими слезами, сказал:

— Не плачь, не поможет… Ленька вырастет человеком! — повернулся, взял Леньку за руку и вместе с ним вышел.

Ленька не мог понять, что происходило вокруг него. Все смешалось. Сперва исчез дядя Антон, потом умер отец.

Болела голова, он не находил себе места в этой суматохе. Дед забрал его из дома и по дороге к Даргинскому протоку объяснил все так, как понимал сам.

— Они убили дядю Антона и приехали к нам? — переспрашивал Ленька.

— Да, Ленька. Они, наверное, знали про отца твоего, что он нелюдим, все время молчит. Вот, мол, об них мало кто знать будет в поселке.

— А потом… как они его убили? Они же уехали?

— Имущества их нет, значит, приезжали. Видно, поняли, что Прохор догадался, почему овцы гибнут в степи, и отравили его.

На острове Ленька быстро пришел в себя. На самой высокой иве, в центре зарослей, они с сержантом оборудовали наблюдательный пункт. Когда сержант уходил в поселок докладывать капитану — Ленька по целым дням сторожил остров. С дерева ему было все видно вокруг. Остров был не очень большим и окружен огромным болотом. Заросли, вытягиваясь косами, образовывали то узкие, то широкие заливы и бухточки. Камышовые крепи были густо заселены дикими свиньями и волчьими стаями. В бухты часто выходили стадами свиньи пить воду. Иногда они перебирались на остров. Обычно впереди шел огромный, клыкастый кабан. На глуби он поднимал рыло над водой и ухал. Небольшие подсвинки посреди болота не доставали ногами дна и пускались вплавь. Выйдя на берег, свиньи встряхивались, как собаки, вылезшие из воды, потом разбредались по острову, пробирались к толстым ивам и, с удовольствием похрюкивая, подолгу терли спины о деревья. Однажды двенадцатипудовый кабан подошел к иве, где сидел Ленька, и так раскачал дерево, потираясь то одним, то другим боком, что Ленька чуть не свалился сверху, прямо на сверкающие белизной клыки.

Кабаны не боялись ни одного зверя. Они не уступали дороги волчьей стае, когда та, переплыв болото, шлялась по ивовым зарослям. Сердито ухнув, кабан вздымал дыбом щетину на загривке, клацал челюстями, обнажая острые клыки, и стремительно бросался на волка. Тот отскакивал в сторону. Вепрь, продолжая устрашающе ухать и реветь, начинал швырять рылом землю. Волк скрывался в кустах. На лису свиньи даже не обращали внимания. Сорока, завидя их, садилась рядом, а потом, вспрыгнув на спину, что-то выклевывала из щетины кабана.

Дед Михей скрытно ходил по острову, его никогда не увидишь. Но Ленька отыскивал взглядом стадо и по его поведению угадывал, где находится дедушка. Вот кабаны перестали пастись, настороженно начали слушать. Потом самые пугливые бесшумно поворачиваются и тихо уходят. За ними — остальные. Это — если дедушка Михей стоит и не шелохнется. А если он пошевелится, то все стадо ударится в бега, не разбирая пути. В самой непролазной крепи кабан кинется на любого зверя, а от человека уйдет.

Певчие птицы помогали Леньке по-другому. Желтенькие маленькие чижи и серые чижовки, мелодично пересвистываясь, спокойно рассматривали мальчишку, затаившегося среди ветвей. Красноголовые щеглы не опасались его. Но зато какой поднимали переполох при появлении зверя! С писком, с шумом срывались они с кустов. Не только от лисы или камышового кота, привлеченного сюда пением птиц, но даже и от кабана, который не мог принести им никакого вреда, чижи и щеглы кидались врассыпную. А синицы… досаждали Леньке! Стоило только попасться им на глаза, и тревога поселялась вокруг, так беспокойно оповещали о человеке остров эти маленькие черноголовые птицы. Но зато синицы же оказывали Леньке неоценимые услуги. Появился зверь или шел по зарослям дедушка Михей — они подавали голос, словно просили Леньку: «Смотри! Чи-ты! Смотри!»

У Леньки стали зоркими и приметливыми глаза. Он теперь многое видел там, где раньше ничего не замечал. Как-то из своего наблюдательного пункта он увидел, что стадо свиней, набредя на место, где когда-то полз Антон, вдруг остановилось, и, взревев, начало озлобленно рыть и швырять землю. Комья полетели вверх. Потом кабан, поддев рылом подсвинка, свалил его. Свинья кинулась на выручку. Началась драка. В тот же день другое стадо набрело туда же, и все повторилось. Ленька спустился вниз и подробно — рассказал об этом деду Михею. Старик подумал и, взяв лопату, пошел к месту, где ярились животные.

Через час дед Михей, повесив шарф на лопату, маячил Леньке, требуя его к себе.

Когда Ленька прибежал к нему, старик, без шапки, склонил седую голову перед выкопанным из земли трупом Антона.

— Нашелся, бедолага, — тихо сказал он. — А мы его где только ни искали. Бывалые бандиты, зарыли, где кабаны бывают, разроют, мол, разворошат все вокруг, заметут следы.

Вдвоем они перетащили труп поближе к стану. Чтобы звери не тронули его — из нескольких патронов высыпали рядом порох, а вокруг на ветки развесили стрелянные гильзы. После этого дед Михей, неторопливо растолковав, как вести себя Леньке в его отсутствие, сказал:

— Держись, Леня. К ночи вернется из поселка сержант, — и ушел через болото, направляясь к ближайшему стану охотников в степи.

Еще из зарослей он заметил столбы пламени. Они светлой цепочкой отгораживали приморские крепи от Черных Земель, уходя на юг к Даргинскому протоку, а на север — к Бугровому. Сторожевые огни преграждали диверсантам путь к зарослям. Выбравшись из камышей, дед Михей остановился, свистнул, как кулик-кроншнеп. От ближнего костра отозвались таким же сигналом.

Вместе с дедом Михеем к огоньку подошел Алексеев, возвратившийся из очередного осмотра своего участка.

— Что-нибудь новое, дедушка Михей? — тихо спросил он.