Юрий Бондарев - Юность командиров

Где-то в движущемся небе тоскливо носились едва уловимые слухом паровозные гудки, метались разорванными отголосками над степью, над темными окраинами. А там одиноко желтел огонек. Раньше его не было. Наверно, скоро утро уже.

— Паровозы гудят, — сказал Зимин вздрагивающим голосом. — А мы тут… Эшелоны ведь стоят…

Он внезапно повысил голос:

— А Полукаров ушел. Говорит: «Сейчас». Очень образованного из себя ставит. Подумаешь!

Алексей огляделся: на участке было почти пусто; только вдали шевелились силуэты Дроздова и Гребнина.

— Вот черт возьми! — с сердцем выругался Алексей и закричал изо всех сил: — Лу-уц! Полукаро-ов!

— Да, да-а-а!

Из-за сугроба показалась высокая фигура Луца, он странно нырял, спотыкался; похоже было — хромал. Завидев Алексея, он улыбнулся сконфуженно, лицо его было серо-землистым, волосы заиндевели на лбу. Он взял лопату, отбросил глыбу, закричал преувеличенно бодро:

— Был у Саши! У них лопаты об рельсы стучат. Понимаешь? Стоп! А где студент? Я не слышу его острот!

— Полукарова нет, — сказал Алексей, уже злясь. — Где Полукаров?

— Товарищ помкомвзво-о-да!

Вдоль котловины, наклонясь вперед, преодолевая порывы ветра, нетвердыми шагами продвигался лейтенант Чернецов. Он приблизился — из-под заледенелой шапки возникли возбужденные глаза.

— Как дела?

— Не могу похвалиться!

— То есть?

— Куда-то ушел Полукаров.

— Куда?

— Об этом он не доложил!

— Сейчас же переставьте людей на участок Гребнина! Зимин, вы будете связным у комбата. Карапетянц вас сменит.

— Товарищ лейтенант, вы не думайте… — забормотал Зимин растерянно. — Я не хочу…

— В армии нет слова «не хочу». — Чернецов обернулся к Алексею. — Полукарова найти немедленно. Хотя бы для этого вам стоило обойти весь город. Возьмите с собой Брянцева. Впрочем, я сам пришлю его к вам. Идемте, Зимин.

Они исчезли в крутящейся мгле.

Минут через пять Алексей и Борис вышли из котловины, зашагали к окраине по огромным сугробам, у них не было сил говорить, силы уходили на то, чтобы вытаскивать ноги из снега.

Начались темные, пустые дачи с окнами, забитыми досками; крылечки, клумбы и террасы — все завалено, завьюжено, из горбатых наносов проступали обледенелые колодцы. На улочках ни одного огонька.

— Эй! — неожиданно закричал Алексей.

Впереди что-то зачернело: как будто шел человек. Борис тоже окликнул:

— Кто идет? — И обещающе недобро добавил: — Ну, если встречу этого болвана под горячую руку, быть ему носом в снегу!

Человек стоял на дороге: незнакомое лицо паренька, в зубах папироса, от которой трассами сыпались по ветру искры.

— За своего приняли? А, курсанты? Соседи. Погреться, по-видимому? Второй дом, во-он огонек. Там наши девчата и один ваш товарищ… Веселый парень! — Он вскинул лопату на плечо, исчез в метели.

Вскоре они увидели впереди расплывчатое пятно света. Оно розово мерцало в окне маленькой дачи в глубине узенького переулочка, занесенного бураном до заборов. Гребни сугробов перед крыльцом мутно дымились, точно оползали.

— Зайдем сюда, — сказал Алексей.

Они взбежали на крыльцо и вошли в темноту большой стеклянной террасы, слабо и морозно-свежо пахнущей почему-то осенними холодными яблоками. За стеной послышались голоса, смех.

Алексей ощупью нашел дверь, постучал.

— Войдите, пожалуйста! — раздался приветливый ответ из-за двери, и Алексей толкнул ее.

Одурманивающе повеяло теплом горящих березовых поленьев. Около гудевшей, до малинового свечения раскаленной железной печи, развалясь в соломенном кресле, сидел Полукаров в расстегнутой шинели, без шапки и с удивлением глядел на Алексея и Бориса. Вдруг он засмеялся и воскликнул с нарочитой беспечностью:

— Привет товарищам по оружию! Соня и Клавочка, познакомьтесь: друзья по взводу!

Просторная эта комната тускло освещалась керосиновой лампой, Полукаров был не один: на диване, прижавшись друг к другу, сидели две девушки в бараньих полушубках; возле ног лежали лопаты; девушки украдкой переглянулись.

— Выйди поговорить, — сказал Алексей холодно.

— Поговорить? Пожалуйста. — Полукаров поднялся с готовностью, и от его движения затрещало кресло. — Извините великодушно, — закивал он девушкам, улыбаясь.

Они вышли в морозные потемки террасы, Алексей сказал хрипло:

— Бери шапку, и идем.

— Куда идем? — непонимающим голосом спросил Полукаров.

— Ах ты, вундеркинд! — не выдержал Борис. — Он еще спрашивает — «куда»! В ресторан на вокзал! Пить коньяк!

— Но, но! Потише! Окрашено!

— Что-о?

— Подожди, Борис, — прервал Алексей. — Вот что, Полукаров, бери свою лопату, и идем во взвод!

— У меня, братцы, неважно с желудком, — секретным шепотом заговорил Полукаров, оглядываясь на дверь. — Да вы что, ей-богу! Не младенец я!..

— Ты болен? У вокзала стоит машина санчасти. Мы поможем тебе дойти, если ты болен, — сказал Алексей, едва сдерживаясь.

— Да бросьте вы! Пройдет приступ, сам приду. В этом я не виноват… Боли в животе. Это можно понять?

Наступило короткое молчание. Сухо скрипнула дверь, мимо осторожными тенями проскользнули две девушки с лопатами; одна сказала уже на крыльце:

— До свидания, товарищи курсанты.

— Вы куда, девушки? — с наигранным оживлением воскликнул Полукаров. — Так скоро? — И глянул на Бориса со злобой. — О, дьявол вас возьми! Что вы ко мне пристали? Кто я вам — родственник? Что вы так заботитесь о моей судьбе?

Борис презрительно выговорил:

— Значит, испугался работы? Так, что ли, поклонник Дюма и Буссенара?

— Расчищать путь в буран — это все равно что ходить строевым шагом в уборной. И у меня кровяные мозоли уже, Боренька!..

Алексей, не выдержав, сказал резко:

— На разъезде стоят два эшелона с танками. Ты или наглец, или сволочь! Ты слишком громко умеешь говорить о своих страданиях.

— Размазня! — Борис придвинулся к Полукарову. — Червяк! Видеть тебя тошно!

— Ах, пошли вы к дьяволу! — застонал Полукаров. — Я же объяснил вам! Оставьте меня в покое!..

Алексей сказал как можно спокойнее:

— Слушай, мы с тобой просто встретились. Я ничего не буду докладывать. Ты доложишь о себе сам: мол, курил — и все. Идем!

Он повернулся и, не дожидаясь ответа, пошел к выходу; Борис выругался и вышел следом, с треском хлопнув дверью.

Алексей стоял на крыльце, засунув руки в карманы и ждал. Некоторое время молчали.

— Либеральничаешь? — разгоряченно заговорил Борис. — С такими субъектами поступают иначе! Неясно?

— Как?

— Приводят силой. Он же шкурник первой марки. — Борис поморщился — у него появилась неприятная привычка морщиться. — Ну как знаешь!

Алексей не ответил. Красный отблеск раскаленной печи по-прежнему безмятежно теплел в окне этого заметенного снегом уютного домика, а внутри дачи — ни звука, ни шороха, ни шагов.