Юрий Васильев - «Карьера» Русанова. Суть дела

Совсем недавно, предложи Гусеву такую работу, он бы возмутился, заартачился. Стал бы доказывать, что это бессмысленно и не по-хозяйски, но теперь он принял назначение, как должное: своим делом ему заниматься никто не запретит, а если надо, чтобы он зарабатывал необходимые для пропитания деньги за столом, он не возражает. Начальству видней…

Посидев немного в кругу сослуживцев, Гусев пошел на экспериментальный участок. «Надо хоть что-нибудь внедрить, — сказал он себе. — Для успокоения совести». Внедрять он собирался новый способ изготовления лекал. Лекальщики — аристократы. Художники. Каждый из них — почти Левша. Поэтому новичков принимали с опаской, особенно зеленых, из училища. Но Валя Чижиков оказался парнем своим, без гонора, старшим не перечил, потому и пришелся ко двору. Лекала ему давали стандартные, требующие не столько мастерства, сколько сноровки и трудолюбия: шли они крупными сериями.

Неделю назад, случайно оказавшись на участке, Гусев застал Валентина в унынии: норма у него не получалась. Каждое лекало нужно было отдельно вырезать по шаблону, отшлифовать, обработать поверхности. Все это, естественно, вручную. Парень нервничал, чертыхался… Гусев постоял немного рядом, потом взял несколько заготовок и вместе с Валентином пошел в соседний куток, где гудел сварочный аппарат. Положив несколько листов друг на друга, он быстренько, на скорую руку, прихватил их так, что получился пакет.

— Понял? — спросил он Валентина. — Вырезаешь всю партию целиком, за один раз. Усилие тут небольшое. Дальше — как обычно. Действуй!

— А получится? Больно уж просто.

— Потому и получится, что просто. Это когда сложно, тогда не получается…

В конце смены он опять заглянул в цех. Вид у Чижикова был ошарашенно-счастливый.

— Вы гений! — сказал он. — Я уже полторы нормы сделал, а если бы с утра, то и две бы вышло. Только… Как это никому раньше в голову не приходило?

— А может, и приходило, да никого дома не было, — отшутился Гусев. — Работай. Я прикинул, что не две, а три или даже четыре нормы можно сделать.

— Постараюсь, — кивнул Чижиков.

И вот теперь он шел посмотреть, что из этой затеи вышло.

Вышел пшик. Валентина на работе не было.

— Руку твой Чижик поранил, — сказал лекальщик Сомов. — От великого усердия. Во шустряк! Не успел ты его надоумить, как он весь заказ за три дня раскидал. Как угорелый!

— Ты, я вижу, не рад?

— А чего радоваться? Мы на сдельщине сидим.

— В том и суть. Больше сделаешь, больше получишь.

— Ой, Владимир Васильевич, ты же грамотный человек, понимаешь. При таком лихачестве расценки быстро посрезают.

— Не посрезают, а пересмотрят.

— Один хрен.

— Как же один! — не выдержал Гусев. — Считать надо! Ну, в три раза ты получать больше не будешь, а в полтора — наверняка.

— А почему не в три, раз я заработал?

— Да потому, что таковы законы экономики! За счет чего, ты думаешь, должно расти производство?

— Да уж не за счет того, кто вперед суется, — хмуро сказал Сомов. — Кому энтузиазм, а кому морока.

«Вот и поговори с ним, — подумал Гусев. — Как в пустоту. Хозяин завода! Прихлебатель, а не хозяин».

Подошел бригадир Панюшев.

— Ну что? — спросил у него Гусев. — Ты тоже в панике?

— Я не в панике, Владимир Васильевич, я в расстройстве. Хорошее дело ты задумал, да не тому в руки вложил. Поторопился. Валька — он и есть Валька. Чижик-пыжик. Авторитетом пока не пользуется.

— Почему?

— Не заработал. Теперь вообще получается — выскочка. А мужикам обидно. Выходит, они люди отсталые, а Чижик — передовик. Промашку ты дал, хоть и опытный человек.

— Я в ваших дрязгах не опытный, — совсем разозлился Гусев. — Развели междоусобицу! Взрослый народ, а хуже маленьких…

— Да ты не кипятись. Мы что — придурки, что ли? Понимаем. Я на сложных лекалах пробовал — получается. — Только… От Чижика ребята перенимать не будут, бесполезно… А ты бы, кстати, мог рацпредложение оформить.

— Обойдусь, — буркнул Гусев.

— Конечно, тебе это семечки. Не тот масштаб…

Гусев поднялся к себе, плотно устроился за столом, зашелестел бумагами. Будет составлять отчет. Милое дело. Отдохновение души… Черт его дернул встрять! Такого оборота он не ожидал. Людям разжеванное в рот суешь, так нет, норовят выплюнуть! Ну и сидите со своим гонором. Не тому, да не то, да не так сказал… Некогда ему психологией заниматься.

Зазвонил телефон.

— Папка, это я, — затараторила Оля. — Ты сегодня поздно? Посоветоваться надо. Как ты смотришь, если твоя дочь будет сниматься в кино? Может быть, даже в главной роли. Ты не против? Или тебе надо подумать, взвесить?

— Я сегодня поздно.

— А в принципе?

— Оля, не морочь голову. Приду, тогда расскажешь. У меня у самого сплошное кино.

— А все-таки?

— Да хоть в цирк, пожалуйста! Только шею не сломай…

Он повесил трубку. Это надо же… Какое еще кино? Может, и впрямь переходный возраст, как говорит Наташа? То сидит нахохлившись, мировая скорбь в глазах, то вдруг — весь дом вверх тормашками! — задумала школьную викторину, вечер вопросов и ответов. Вернулась домой растерянная, чуть ли не в слезах: никакой викторины не получилось, сплошные танцы. А чем плохо — танцы? Самое время. «Да брось ты! Нельзя же только ногами! Я спрашиваю — кто такой Армстронг? Отвечают — король джаза, великий человек. Вот и все. Про космонавта Нейла Армстронга, который первым ступил на Луну, никто представления не имеет. Потому, что не из той обоймы, не из джаза…»

«А я ни того, ни другого не знаю, — подумал тогда Гусев. — Вот беда».

Опять зазвонил телефон.

— Это Горанин, — послышался голос главного инженера промкомбината. — Дело у меня к вам, Владимир Васильевич. Беда горькая. Координационный блок полетел на импортной машине.

— Сочувствую.

— Сочувствия мало. Поможете?

— С какой стати? Что я понимаю в импортных блоках?

— Мы же друзья, Владимир Васильевич.

— Мое дело — внедрять технику, а не заниматься посторонними вещами. Кроме того, у меня нет времени. Свое время я отдаю своему делу, а ваш блок меня как-то не волнует.

Горанин промолчал. Слышно было, как он то ли пыхтит, то ли затягивается сигаретой, а может, это он так громко думал, чем бы все-таки пронять Гусева.

— Владимир Васильевич, — снова сказал он, — я не верю, что вы откажетесь. Вы не можете отказаться. Я вас знаю… А с Балакиревым я договорился, он мешать не будет.

— Понятно. Чем-то вы его купили… А ваши умельцы что же, починить не могут?

— Да его не починишь. Нужно что-то придумать, какое-то новое решение. Нетривиальное, видимо.

— Срочно?

— А у нас разве бывает, чтобы не срочно? — повеселел Горанин. — Можно сказать — позарез. Так я пришлю за вами машину?

— Еще чего? Чтобы я на чужую машину сел? Сам приеду. На мотороллере.