Феоктист Березовский - Бабьи тропы

Четверть водки распили тут же, у ворот Будинского, и с песнями двинулись шумной толпой по улице, вслед за приискателем.

Приискатель шел по кумачовой дорожке впереди толпы шага на три. Утренний ветер трепал вокруг картуза его черные вихры и раздувал полы плисовой безрукавки, из-под которой выпячивалась, играя на солнце, малиновая рубаха.

Он шел и чувствовал себя героем в пьяной толпе.

Миновав несколько дворов, приискатель и сопровождавшая его небольшая толпа повстречались с деревенским кузнецом, который вышел из ворот своего двора и направился было к своей кузнице, стоявшей на окраине деревни, да ненадолго приостановился и стал провожать глазами гулевана и сопровождавших его мужиков.

Размахивая руками и зазывая кузнеца в свою компанию, мужики орали:

— Василий Мартьяныч! Подходи!

— Присоединяйся к нам!

— Кутнем!..

Кузнец отмахивался:

— Некогда… работы много…

Заметив в конце толпы деревенского пастуха, кузнец окликнул его:

— Никита!.. Подойди-ка сюда…

Но Никита, разговаривая с одним из мужиков, не расслышал окрика.

— Слышь, Никита? — крикнул кузнец еще громче. — Подойди сюда! Дело есть…

Никита отстал от толпы, поспешно подошел к кузнецу и поздоровался:

— Здравствуй, Василий Мартьяныч! Что я тебе понадобился?

Кузнец хмуро посмотрел на бродягу, сказал:

— И ты гуляешь с этим варнаком?

— А чего ж не погулять, Василий Мартьяныч? — засмеялся Никита, скаля из-под усов гнилые зубы. — На даровщинку ведь…

— Ты что же, не знаешь, чем кончаются эти пьянки-гулянки? — спросил кузнец.

— А мне-то какое дело! — ответил Никита, поняв намек кузнеца и посмеиваясь. — Бабы-то ведь не мои!

— Не твои… А о чем они поговаривают, не слышал?

Никита насторожился:

— О чем же?

— Послушай, ежли не слыхал… Две наши соседки разговаривали на гумне. Одна говорила, что ежели до нее черед дойдет, она своего мужика зарежет, а такого изгальства над собой не допустит. А другая так сказала: Я, говорит, приготовлю все, что надобно для гулянки, и даже сама буду поить и угощать гостей, а когда они к ночи перепьются, закрою и припру кольями ставни и двери, обложу избу соломой и подожгу. Всех, говорит, спалю.

— О-го-го! — уже серьезно проговорил Никита. — Вот оно, дело-то какое…

— Будто для тебя это ново? — сердито продолжал кузнец. — Будто ты не видел на своем веку таких гулянок?

Никита почесывал рукой свою седую и клочковатую бороду на скуле и, глядя в землю, смущенно пробормотал:

— Нда-а… видел… Приходилось видеть… Сибирь-то… я ее всю исколесил… вдоль и поперек и наискось… Всего насмотрелся…

— Так зачем же ты в такое дело встреваешь? Зачем? Ведь не глупый ты человек! Народ наш тебя уважает…

Продолжая почесывать бороду, Никита поднял свои серые слезящиеся глаза и, силясь улыбнуться, попробовал было оправдываться:

— Да ведь хочется выпить-то, Василий Мартьяныч! Сам посуди: на даровщинку ведь! Я когда ее, водочку-то, вижу? Раз аль два в год: в рождество да в пасху… ежели добрые люди поднесут рюмочку. Вот и все. А тут вон какая благодать привалила…

— Брось это дело, Никита, — резко оборвал кузнец речь пастуха и, поглядев в сторону удаляющегося с толпой гулевана, добавил: — Может быть, этот варнак зарезал и ограбил кого-нибудь… душу человеческую загубил! Да вот теперь награбленное и пропивает, да еще над нашими деревенскими бабами галится. А ты помогаешь ему зло творить! Понял! А ведь наши бабы любят тебя, Никита, уважают. Сам вижу: нередко лакомым куском балуют тебя. Об этом ты думал?

Никита опять потупился.

— Вот об этом-то я и не подумал… Не подумал, Василий Мартьяныч! Прости, ради Христа…

— У меня чего просить прощенья? — уже мягче заговорил кузнец. — Я не поп, грехов с людей не снимаю.

— Понимаю, Василий Мартьяныч, — смущенно проговорил Никита, — Сам теперь понимаю! Ведь не зря люди говорят: хоть все посты насквозь соблюдай, а придется в петров день разговляться — и комаром подавишься. Нда-а…

— Вот то-то и оно… Помяни мое слово, Никита: добром эта гулянка не кончится, — хмуро проговорил кузнец. Он помолчал, поглядел в сторону уходившей шумной толпы и, оборачиваясь к пастуху, сказал: — Иди-ка ты, старина, к своему делу. Ведь третий день подпасок твой один со стадом мучается. Смотри, как бы не растерял коров да не задрали бы волки овцу, либо двух. Греха не оберешься! Иди-ка, иди…

Он круто повернулся и, заложив руки под нагрудник фартука, зашагал по направлению к своей кузнице.

А Никита долго еще стоял посреди улицы и, повертываясь, смотрел то в сторону уходившего кузнеца, то в сторону далеко ушедшей от него толпы. Прислушивался к соблазнительным звукам гармошки и к песне гулевана.

Растягивая на груди мелкий набор зеленых мехов гармошки, приискатель хрипло выкрикивал:

Такими же хриплыми голосами, заглушая гармонь, мужики подхватывали:

Ветер трепал волосы на головах мужиков, распахивал полы их армяков и с воем перелетал через речку, унося пьяный гул толпы и звуки гармошки к широким лугам и полям, к густым березовым рощам.

Неделю гулял приискатель в Кабурлах.

Два раза ездил Будинский в волость за водкой и за пряниками по заказу приискателя.

Всю деревню перепоил приискатель. Ходил с пьяной ватагой от избы к избе: посреди улицы пьяные хороводы и пляски устраивал; сорил медяками и пряниками; поочередно ночевал в разных избах, после ночевки дарил бабам кумач на платье и рубли серебряные.

Не миновал гулянки и Филат Косогов — два дня хороводился с пьяной ватагой. Домой приходил во хмелю, поздно ночью.

На третий день утром погнал он поить лошадей на речку. Напоил их и, чтобы прогнать хмель из головы, выкупался в холодной, почти ледяной воде.

На обратном пути к соседу Силантию зашел. Встретились у самых ворот.

Филат спросил:

— Ну, как? Гуляешь сегодня?

У Силантия глаза красные, опухли. Голос хрипел.

— Будет… Кончил…

— Что так? — удивился Филат. — Гость-то ночевал у тебя? Заплатил чего аль нет?

Силантий с трудом разодрал запекшийся рот.

— Десятку золотую дал, — ответил он, скаля зубы, — да бабе на платье кумача.

— Ишь ты!.. Привалило тебе…

— Еще как!

Поговорили мужики и разошлись.

Филат домой пришел.

Покосился все еще красными с похмелья глазами в куть на Петровну и строго сказал:

— Жарь-ка пару гусей, стряпню заводи, поросенка зарежу — изготовь.

Не оборачиваясь, Петровна спросила:

— Что за праздник такой?

Филат, пряча глаза, ответил:

— Гость придет сегодня… гулять будем…