Феоктист Березовский - Бабьи тропы

Точно сговорились все. В один голос твердили:

— Не зови, бабушка Настасья, и сама не майся.

— Не пойдем, Настасья Петровна… Не зови…

Так ни с чем вернулась домой бабка Настасья.

К полдню в двух комнатах и в кухне Валежникова дома полно народу набилось.

Мужики заглядывали в последнюю пустую комнату, из которой со стен смотрели раскрашенные на картинках цари и генералы. Но жена Валежникова ушла в эту комнату спозаранку. Когда она заметила заглядывавших в дверь мужиков, кликнула туда Маринку, сердито захлопнула дверь и ключом щелкнула.

В средней комнате, у стены, за столом, покрытым желтой клеенкой, сидел в шинели Фома Лыков — высокий, крепкий, бородатый солдат с лицом корявым и темным, с копной густых курчавых волос на голове. Около Фомы, по обе стороны от него, расположились на длинных скамьях: Сеня Семиколенный, Афоня-пастух, Маркел-кузнец, дегтярник Панфил Комаров и другие мужики из бывших фронтовиков. Тут же около стола, вместе с молодым солдатом Андрейкой Рябцовым, вертелся Павлушка Ширяев. Остальные мужики, в тулупах и в шубах, густой толпой стояли на ногах. Староста Валежников с сыном притулились в углу. К ним жались белокудринские старики и богатеи. Только дед Степан Ширяев да мельник Авдей Максимыч держались поближе к молодым.

В комнатах было густо накурено, пахло овчиной и кислой шерстью валенок. Мужики обливались потом. Стояли молча. Лишь изредка и тихо обменивались словами. Мирские передавали друг другу окурки и трубки, не стесняясь стариков-кержаков, дымили табаком, покрякивали, сочно сплевывали на пол. Подвыпивший отец Фомы, старик Лыков, и такой же пьяненький старик Рябцов пробовали шарашиться и шуточки заводить, но их скоро пристыдили и утихомирили.

Когда в доме набралось народу до отказа, Фома встал, затянулся в последний раз из цигарки, швырнул окурок на пол и зычно заговорил:

— Вот, товарищи… приехал я из города… от Совета депутатов, значит… от совдепа… и должен я вам объявить: буржуйское правительство Керенского пало!..

Сшиблено законным пролетариатом… который есть мозолистый народ — от станка и от сохи… вот!.. Теперь вы должны сами от себя выбрать Совет крестьянских депутатов, который будет — вся власть на местах… Поняли?

Фома провел рукой по густым и черным кудрям и, обежав глазами бородатые лица мужиков, толпившихся вокруг стола, продолжал:

— А ежели не поняли, я могу вам все объяснить… Я не зря приехал сюда… инструкцию от городского совдепа имею… вот!.. Значит, нечего и бояться…

Фома все время пристукивал кулаком по столу и громко чеканил слова:

— Все равно… буржуям теперь не воскреснуть!.. А буржуйскому правительству Керенского — крышка!.. Навеки!.. Теперь полные хозяева мы — мозолистый пролетариат!.. Вот!.. Значит, надо приступать… Поняли?

Энергичное корявое лицо Фомы поворачивалось то в одну, то в другую сторону. Он смотрел смелыми глазами в лица мужиков и ждал.

Но мужики молчали.

Бывшие фронтовики все еще не могли набраться смелости.

Старик Гуков тоненьким и ласковым голоском спросил:

— А ты, Фома Ефимыч, обскажи-ка нам… Кто такие буржуи… и тот… как его… Канарейский, што ли?

Фома встрепенулся:

— А-а, насчет Керенского? Да это же самый главный коновод Временного правительства и есть!.. Вроде… буржуйский закоперщик! А буржуи… ну… это… те, которые при капитале состоят и в золотых погонах ходят… вот!

— Ну, а царь-то где же? — допытывался Гуков. — Кто правит-то теперь? Народ, аль временное правленье?

Фома оборвал его:

— Что… царя захотел?! Дудки, Дормидонт Дорофеич!.. Нету вашего царя! В Сибирь сослан!.. А может, и повешен теперь уже… вот!..

— Да я не про царя, — конфузливо оправдывался Гуков. — Я насчет правленья… Дескать, кто правит-то теперь? Народ… аль как?

Фома гремел:

— Сказано: «Вся власть Советам!..» Чего еще надо?

Что тут не понять? Волынку затевает Дормидонт Дорофеич… Известно: из кулачков!..

— Конечно, Совет надо! — крикнул с правого конца скамьи Афоня-пастух.

От другого конца скамьи загудел Панфил:

— Вестимо, Совет… Чего еще ждать?

Закричали другие фронтовики, окружавшие стол:

— Совет выбирать!

— Сове-ет!..

Староста подошел к столу, переждал шум и тихо спросил Фому:

— А ты, Фома Ефимыч, имеешь какую-нибудь бумажку?.. А то ведь неладно выходит, паря…

— Бумажку?! — воскликнул Фома и полез за пазуху. — А это что? — торжественно развернул он перед мужиками помятую бумагу с печатями. — Вот, товарищи… мандат!.. Инструкция! Нате, читайте!.. Пусть не думает Филипп Кузьмич, дескать, Советская власть по беззаконию идет! Не-ет!.. Есть закон и у нас… вот!..

Сквозь толпу к столу протискался Панфил, взял из рук Фомы бумажку и при напряженной тишине стал читать:

— «Чулымский совдеп… Двадцать первого декабря тысяча девятьсот семнадцатого года… номер шестнадцатый… Мандат… Сей мандат выдан товарищу Фоме Лыкову… в том… что Чулымский совдеп препровождает сего товарища на родину… по месту жительства деревни Белокудриной… для организации революционного порядка… и Советской власти на местах… в чем и уполномочивает его безотлагательно произвести выборы… от населения… в Белокудринский сельский совдеп… по усмотрению количества самого местного населения… которому поручается полная власть на местах… по декретам Совета Народных Комиссаров… Председатель Чулымского уездного совдепа Лукьянов, секретарь Кукин».

— Вот это да-а! — пропел высоким голосом Сеня Семиколенный, закатывая глаза. — Это тебе не волостные управители, Якуня-Ваня!

Панфил добавил:

— Фамилии на бумаге… подписаны и пропечатаны буквами… и печатка есть…

Со скамьи вскочил кудлатый Афоня и, хромая, затоптался на месте, закричал:

— Вот это власть!.. Вот такую нам и надо, мать честна!..

— Отчебучили, Якуня-Ваня! — звонко заливался Семиколенный. — Перешли, видно, козыри… в наши собственные руки!..

Фома крикнул к двери, через головы мужиков:

— Ну как, товарищи?.. Совет выбирать?.. Или при старой власти остаетесь?

— Совет! — закричали солдаты и парни. — Выбирать!..

— Совет!..

Старики и богатеи зашумели:

— Куда же комитет-то?

— Повременить бы надо…

— Филиппа Кузьмича оставить…

— Повременить!..

Зашарашились, заволновались мужики.

Старались перекричать друг друга:

— Сове-ет!

— Оста-ви-ить!..

Дед Степан рубил воздух трубкой и, надрываясь, кричал:

— Мошенство это, мошенство!.. Совет надо, Совет!..

Фронтовики повскакали со скамей. Вместе с молодыми ребятами заглушали голоса стариков:

— Совет выбирать!.. Совет!..

Фома переждал шум и крикнул:

— По большинству голосов… Все за Совет!..