Анатолий Афанасьев - Больно не будет

Ему не верилось, что через несколько минут он сможет увидеть Киру, ее пушистую головку, ее удивленное, нежное, прекрасное лицо. Она потерялась совсем недавно, но у него было ощущение, тяжелое и опасное, что между ними пролегла вечность. Он боялся, что, встретив Киру, не узнает ее. Или она равнодушно от него отвернется. Не захочет ничего рассказывать. Он был точно в жару и никак не мог сдвинуть с места одеревеневшее тело. «Может быть, лучше уехать, — подумал Новохатов. — А потом написать ей письмо. Может, так будет разумнее?»

Подняв воротник, он пересек улицу и вошел в подъезд. Квартира на втором этаже. Он поднялся по ступенькам. Сердце колотилось нещадно. Он прижал его рукой и сделал несколько глубоких вдохов. Дверь была обита кожей и густо прошпилена желтыми шляпками медных гвоздей. «Провинциальное эстетство!» — улыбнулся Новохатов. Он надавил кнопку звонка и послушал замирающее тилиликанье колокольчика. Глазка на двери не было. Не слыша никакого движения с той стороны, Новохатов позвонил второй и третий раз.

Дверь распахнулась широко и неожиданно. Перед ним стоял пожилой человек в стеганом халате, туго затянутом на поясе шнурком с кистями. У человека было худое, усталое лицо, на которое нависал, как козырек кепки, седоватый ежик волос.

— Вы ко мне? — спросил человек не очень заинтересованно.

— Мне нужна Кира!

Мужчина заметно вздрогнул и начал в него вглядываться, долго, невозмутимо, как вглядываются в неподвижный предмет, вызвавший любопытство. Новохатов, стерпя минуту, ощутил острое желание двинуть хозяина ногой в пах.

— Ах, вот оно что! — сказал наконец мужчина, вдоволь насмотревшись. — А вы кем Кире приходитесь?

— Я ей муж! — ответил Новохатов.

— Ее нет дома.

— Это я знаю. Я из ее дома и приехал. Мне нужна Кира, моя жена! Вам что-нибудь непонятно?

— Мне понятно, — вяло успокоил его мужчина. — Но ее действительно нет.

— А где она?

— Пошла прогуляться.

Новохатов сделал движение войти в квартиру. Мужчина не сдвинулся с места. Холодно усмехнулся:

— Собираетесь действовать силой?

Новохатов сознавал нелепость своего стояния перед чужой дверью. Он сообразил, что если Кира дома, то она не может не слышать их разговор — он нарочно повысил голос. Значит, или ее там нет, или она не хочет с ним сейчас видеться.

— Вы не хотите меня пустить? — спросил он.

— Не хочу. Но если вы подождете немного на улице, я оденусь и к вам выйду.

— Мне не вы нужны, а Кира.

Мужчина сочувственно развел руками: мол, все понимаю, рад бы помочь... Новохатов видел, что перед ним человек хотя и пожилой, но физически, кажется, крепкий, с литыми плечами, чуть выше его ростом, вряд ли удастся свалить его с одного удара. А это было бы неплохое начало, во всяком случае бескомпромиссное.

— Хорошо, я подожду вас на улице, — сказал он и повернулся спиной. Мужчина тут же захлопнул дверь.

Новохатов закурил еще одну сигарету и попытался успокоиться. «Я смешон, неловок, — думал он, — но я делаю то, что не могу не делать. Наверное, другой в моих обстоятельствах вел бы себя по-другому. Какое мне дело до других. Ни в чем нет спасенья, когда приходит такое !»

Истина, которую он тщательно прятал в себе все эти дни, пробилась в его сознании через преграды других, мелких мыслей, как стебель через трещину в асфальте. «Ни в чем нет спасения мне!» — повторил он про себя уже с полной убежденностью. Вокруг ничего не изменилось. День посветлел к полудню, распогодился. Звуки чужого города были привычны и понятны. Страдания одного человека ничего не значили в этом мире. Стоило, наверное, пережить потерю любимого существа, чтобы убедиться в этом на собственном опыте, а не по книгам.

Вскоре из подъезда вышел Кременцов. На нем дубленка и ондатровая шапка — даже в медлительной, чуть раскачивающейся походке чувствуется основательность уверенного в себе человека.

— Если вы не возражаете, давайте немного пройдемся, — сказал он, приблизясь к Новохатову. — Меня зовут Тимофей Олегович. А вы, значит, муж Киры Ивановны. Григорий, кажется?

— Я точно муж. А вот вы кто? Кто вы ей? Для любовника староваты вроде. Может, вы дальний родственник, про которого я ничего не знаю?

— Пойдемте, прошу вас! Не люблю стоять на одном месте, тем более на морозе.

— А мне наплевать, что вы любите, а что не любите! — Новохатов чуть не сорвался на визг. — Объясните мне немедленно, в каком качестве пребывает у вас Кира и где она сейчас? Вы слышите, немедленно?! Иначе я за вашу трухлявую жизнь и ломаного гроша не дам!

Кременцов отшатнулся, лицо его внезапно осветила задорная улыбка, смысл которой Новохатов понял значительно позже.

— Вам нужна моя жизнь? Берите даром!

Обезоруженный, Гриша с изумлением смотрел на чудного старика, обрадовавшегося его угрозе, дикой конечно, как новогоднему апельсину. И тут, именно в виду этой безмятежной улыбки, ужасное чувство им овладело. Он интуитивно почуял, что человек, стоящий перед ним, может быть любовником Киры, и может быть ее отцом, и может быть кем угодно, и что если бы всех мужчин на свете собрали, вместе, они не были бы так опасны для него, Григория Новохатова, и для его жены, как этот ухмыляющийся пожилой дьявол. В его облике было что-то властное и одновременно снисходительное, что редко дается человеку. Своим обостренным и воспаленным внутренним зрением Новохатов быстро это отметил, и спасовал, и промямлил, ненавидя себя, просящим тоном:

— Вы же должны меня понять!

Они пошли рядышком, причем Новохатов вряд ли сознавал, что они сразу свернули с центральной улицы и очутились в каком-то парке, шагали по широким, ухоженным тропам.

— Я вам не могу ничего объяснить, — заговорил Кременцов, — потому что сам мало понимаю. Знаю одно, Киру я не неволил. Она сама решила пожить у меня, и я не возражал. Я был рад ей услужить и, чтобы она не чувствовала себя гостьей, даже оформил ей прописку.

— Пожить у вас или пожить с вами?

— Не надо, Гриша! На таком уровне я разговаривать не умею и не хочу.

— Хорошо, вы можете все же сказать, какие причины привели ее к вам? Почему она ушла от меня?

— Наверное, она чувствовала себя неуютно дома.

— Это не повод, чтобы разрушать семью!

Кременцов иронически хмыкнул.

— Я знаю поводы куда менее существенные. А что такое, по-вашему, семья, молодой человек?

— Вы что, решили надо мной издеваться?

— Боже упаси! Честно говоря, на душе у меня прескверно. Я не думал, что вы так скоро объявитесь. Вообще об этом не думал. Вы сейчас чувствуете себя обкраденным, я понимаю, а я себя чувствую укравшим. Поверьте, это тоже достаточно грустное ощущение.

— Так верните то, что украли, — и дело с концом.

Гриша обрадовался, что так легко нашел выход из положения. Реальный выход. Все просто. Взял — отдай! И нечего мудрить.