Борис Левин - Юноша

— Это пушка, — сказал тихо папа.

С шумом проехали мотоциклетки.

— Это пулемет, — объяснил папа.

Нина, накинув на себя одеяло, подошла к окну. Темно и тревожно. Вспыхивали молнии. Отчетливо три раза выстрелило орудие. Послышались далекие крики. При каждом выстреле Нина вздрагивала. Дрожь пробегала по черному стеклу.

— Отойди от окна, Нина.

Папа все время шагал по комнате. Она заснула, когда все стихло, и не слышала, как ушел на службу папа и как ушла в булочную Дарья. Неожиданно открыла глаза и увидела бледного Сергея Митрофановича.

— Сережу убили, — сказал он как-то безразлично, прямо в пальто и грязных штиблетах лег на диван и заснул.

Она не поверила:

— Сергей Митрофанович! Сергей Митрофанович! Это правда?

Но Сергей Митрофанович спал, в груди у него хрипело, будто там пилили бревна, и она ничего не могла от него добиться…

Когда хоронили убитых, падал снег. Первый снег. Густой, обильный, пушистый снег. Нина крепко держала под руку папу. Тут же стоял и Сергей Митрофанович. Медленно опускали красные гробы в братскую могилу. Музыканты стряхивали снег с медных инструментов. Нагнули траурные знамена. Дали залп. Вот и Сережин гроб. На бороде снег.

— Осторожней, товарищи, осторожней!

Гроб опускали на веревках. Музыканты играли похоронный марш Шопена…

В Учредительное собрание папа голосовал за большевистский список. После же разгона Учредительного собрания он возмущался:

— Нет, нет! Этого нельзя было делать. Ни в коем случае! Я не согласен… Нет, нет… Учредительное собрание — святая святых!

Сергей Митрофанович иногда приходил ночью. Усталый, он теперь сильнее кашлял и неохотно спорил с Валерьяном Владимировичем. Он лежал на диване и говорил:

— У вас единственное место, где можно отдохнуть.

Сергей Митрофанович расспрашивал Нину, о чем говорят в городе. Она передавала ему все сплетни и все слухи. Сергей Митрофанович рассказал, что к нему в финансовую комиссию пришел отец Сережи и просил сбавить контрибуцию, так как его сына убили на стороне красных.

— Спекулянты! — заметил Сергей Митрофанович. — Они и на этом деле хотят подработать.

В гимназии не топили. Прекратились занятия.

Папа работал в отделе народного образования и всегда возвращался домой расстроенный. Он жаловался на некультурность и вековую российскую темноту, которую ничем не пробьешь. Нина решила поступить на службу. Она об этом сказала Сергею Митрофановичу.

— С удовольствием, — ответил он. — Ведь совершенно нет никого. Чинушки все саботируют… Вот хотите? Интересное дело: организовался жилищный отдел. Там будут у буржуев отбирать квартиры и вселять рабочих.

Она согласилась, и Сергей Митрофанович написал ей рекомендательную записку.

Председатель жилищной секции, рабочий вагоноремонтных мастерских товарищ Липанов обрадовался Нине.

— А то ведь ничего этого я не знаю… Мне говорят: «Наложи резолюцию», а я и слово такое первый раз слышу.

Он объяснил Нине, что пока в жилищном отделе они только вдвоем, но, возможно, ему удастся подыскать третьего. Липанов передал ей канцелярские книги, карандаши и чернила. Нине все это приходилось таскать домой, так как жилищная секция не располагала отдельной комнатой и столом, куда бы можно было запереть канцелярские принадлежности. Печать Липанов держал у себя в кармане. Когда ему приходилось ставить печать, он на нее долго и как-то особенно бережно дышал.

Однажды Нина вместе с Липановым поехала в рабочий район. Они обходили дома, и Липанов уговаривал рабочих переезжать в буржуйские квартиры.

— Запишитесь, мы быстро вас переселим.

Но никто не записывался. Особенно возражали женщины и старики рабочие.

— Кто еще знает, как оно выйдет, — говорили они. Некоторые согласились бы, но в центре жить — далеко будет ездить на фабрику. «Где-нибудь поближе — еще можно было бы».

Липанов с каждым говорил в отдельности.

— У вас тут сыро, — он хлопал рукой по стене. — Течет. Глядите: вот течет. Темно. Тесно. Водопровода нет… Сколько тут у вас человек в комнате?

— Восемь.

— А там в восьми комнатах живут втроем. Ванная. Мыться можно. Окна большие. Сухо… Хватит рабочему брату жить по-собачьи. Буржуйские дома нами же, рабочими, построены. Верно?

— Это верно.

— Так вот их сюда, а вас туда. Советская власть желает добра рабочим. Записывайтесь, и завтра же мы вас вселим. Заживете по-новому, никто вас не посмеет выселить…

— Это еще рано загадывать… Посмотрим…

Никто не записывался. Они ни с чем ушли обратно. В трамвае Липанов с огорчением сказал:

— Консервативен еще наш народ.

Он всю дорогу молчал, и только когда дошли до Совета и подымались по лестнице, энергичней продолжил:

— Ух, и консервативен!

Жена директора гимназии Зинаида Саввична пришла к Валерьяну Владимировичу. Вчера ночью у них был обыск и арестовали ее мужа — Аркадия Петровича. Она, гордая, сидела в кресле не сгибаясь, и немолодые ее коленкоровые щеки свисали, как бакенбарды. Доставала одеколон из шелковой сумочки, мочила платок и прикладывала к вискам. Она не просила, а требовала, чтоб Валерьян Владимирович немедленно принял все меры к освобождению директора.

— Ведь вы у них работаете… И потом, как его… этот… ваш приятель… Сергей Митрофанович, — выговорила она с брезгливостью.

Валерьян Владимирович сказал, что отлично знает Аркадия Петровича. «Это честнейший и благороднейший человек». И он, Валерьян Владимирович, конечно, все зависящее от него сделает, потому что нелепо держать старика в тюрьме. Он успокоил Зинаиду Саввичну.

— Очевидно, это простое недоразумение.

В этот же вечер, когда пришел Сергей Митрофанович, папа возмущенно рассказал ему о случае с директором и просил похлопотать.

— Не буду. Никого не стану просить, — категорически ответил Сергей Митрофанович.

— Почему?

— Потому что он черносотенец, мракобес. Враг революции. Ты сам об этом не хуже моего знаешь, Валерьян.

— Да, но это его убеждения. Мы не имеем права насиловать чужие убеждения.

— Кроме убеждений, наверное, еще что-нибудь было. Более реальное, — заметил Сергей Митрофанович. — Там разберутся.

— Где это там? — вспылил папа. — Вас окружают взяточники и жулики, а честные, умеющие работать люди торгуют на улицах газетами… Держать в тюрьме старика!.. Мне органически противна эта реальная политика насилия. Политика фанатиков и догмы… Вы окружены жуликами и шарлатанами. Вот что!.. Аркадий Петрович — полезный на своем поприще. Он безукоризненно честный…

— Не воровал? Ты это хочешь сказать? — спросил Сергей Митрофанович.

— Да. Хотя бы и это.

— С этой точки и Николай Романов честный человек. Наверно, он тоже не воровал…