Йонас Авижюс - Дягимай

Несколько дней такое решение вроде бы удовлетворяло Ляонаса Бутгинаса. Однако, умом понимая его мудрость, сердцем он никак не мог с ним согласиться. Неумолчный внутренний голос беспрестанно терзал Ляонаса, настойчиво убеждая его: должно же было что-то случиться, если Рута, в ту пору уже его невеста, не была с ним откровенной до конца. Ляонас Бутгинас был не в состоянии заглушить этот голос (у него просто-напросто не было достаточных доказательств ни «за», ни «против») и с гордостью оскорбленного мужчины принял уготованное судьбой испытание.

В четверг после завтрака, когда он сидел в своей тесной комнатенке, забежал в сельсовет Еронимас Пирсдягис. Ляонас Бутгинас стоял у письменного стола и, прищурившись, смотрел на гостя, прыгавшего перед ним, как турецкий петушок перед индюком.

«Вот этот горлопан знает все, ибо тогда работал на ферме», — подумал Бутгинас, сразу и не сообразив, что Пирсдягису понадобилось.

— Цево мне нузно? Правды нузно, товарисц председатель сельсовета. Зелаю полуцить то, цто мне принадлезит! — запальчиво выкрикнул старик, брызгая слюной. — Мне пенсия полозена! Вот так! — добавил он по-русски.

— Что? — удивился Бутгинас. — Разве вы ее не получаете?

— Полуцаю, да не совсем такую. Я персональный, товарисц председатель сельсовета, неузто ты, представитель власти, об этом не знаесь?

— Ей-богу, не знал, дядя Пирс… Пирштдягис, объясните, пожалуйста, — попросил Бутгинас и приготовился терпеливо выслушать его жалобу.

— Не знаесь? Весь район знает, а ты, дягимайский целовек, и не знаесь! — возмутился Пирсдягис. — Так какого дьявола мы тебя в депутаты выбирали, если ты от народных масс оторвался? Ты, видать, и о насем герое Згутасе-Зентулисе не слыхал? А мы вместе с ним кровь проливали. Народные засцитники, против кулаков боролись за равенство-правду. Згутас-Зентулис с цестью погиб, а я остался зить, бороться мирным трудом за советскую власть. Вот так!

Ляонас Бутгинас снисходительно улыбнулся. О ком, о ком, а о Жгутасе-Жентулисе он слышал. Родители детям об этом смельчаке сказки сказывают. Не боялся с целой сворой лесных братьев тягаться. Однажды в пуще нечаянно наткнулся на вражескую землянку и хитростью всех до единого в плен взял. Смекалистый, отчаянный был мужик.

— Решено ему памятник поставить, — промолвил Бутгинас. — А что до ваших заслуг, дядя, то их надо документами подкрепить. Многие были народными защитниками, но не все одинаково родину защищали.

— Как не одинаково, товарисц председатель сельсовета? — подскочил Пирсдягис. — Ведь я в одном отряде с героем… Думаесь, он воевал, а я, натянув на голову одеяло, сладко посапывал?

— Да уж не посапывали, товарищ Пирштдягис, не посапывали. Но у вас никакого удостоверения, так сказать, за душой. Не хватает доказательств, дядя. И вообще…

— Каких доказательств? — взвыл Пирсдягис. — Орденов, медалей? А знаесь, как тогда порой говаривали: Ване за атаку — по колпаку, — перешел он на русский, — Марусе за езду — красную звезду… Вот так!

— Похабничаете, дядя, — рассердился Бутгинас. — Может, кто и получал по колпаку, как вы тут изволили выразиться, но бывало и иначе. Скажем, один на часах стоит, головой своей рискует, а другой в это же время окорок с чужого чердака тащит, людей обижает.

— Окорок? Так ты так, Бутгинас, обо мне?

— Что же, если попал в точку, примите и на свой счет.

— О такой цепухе вспомнил, а сколько мы этой контры улозили, тебе наплевать, — понизил голос Пирсдягис.

— Немногое сохранилось в памяти от тех времен — я тогда совсем маленьким был, — но люди помнят, не забывают. Кое-кто и сейчас еще о народном защитнике Пирштдягисе поговаривает, и не с самой лучшей стороны.

— И о Згутасе-Зентулисе поговаривают. Тозе не святой был. Но кто поговаривает? Кулаки, царство им небесное. Или их дети. Вот так. А если медалей и орденов не имею, то не подделывать зе мне их? Не оценили, стало быть. Справедливость мимо меня проела, как молоцная корова мимо окон, за хвост не поймаесь.

— Не поймаешь, дядя Пирштдягис. Это так. И пытаться нечего.

— Ага. Стало быть, надо елозить голову, как Згутас-Зентулис, тогда тебя вознесут, — скукожился Пирсдягис. — А я-то думал — ты целовек, товарисц председатель сельсовета…

— Есть установленный порядок, — твердо ответил Ляонас Бутгинас, властно усаживаясь за письменный стол, чистый, как надраенный перед праздником двор, ибо все бумаги председатель держал в ящиках, куда, отправляясь домой, прятал даже чернильницу с ручками.

Пирсдягис вздохнул, ругнул людей, которые, по его выражению, если б могли, без соли сожрали бы друг друга, хотел было откланяться, но передумал и брякнулся на стул напротив председательского места. Может быть, он и не брякнулся, если бы Ляонас Бутгинас не подал знака — погоди. Ляонас уже сам, видно, пожалел об этом, сидел растерянный, гладя своей медвежьей лапой стол, а перед глазами мелькали лица Руты и Стропуса.

— Такие-то дела, дядя Пирштдягис, — наконец промолвил Ляонас, чувствуя, как багровеют уши.

— Такие-то такие, товарисц председатель сельсовета. Мог бы и помоць хоросему человеку, — ответил Пирсдягис, и в его взгляде вспыхнула надежда.

Бутгинас нетерпеливо махнул рукой.

— Да я не о том… Просто хотелось поговорить. Может, у вас есть какие-нибудь замечания по поводу работы сельсовета.

— Какие там замечания? Уз слиском принципиальными заделались. За своими бумагами целовека не видите. Вот так.

— Разве при прежнем председателе было лучше? — продолжал хитрить Бутгинас, ругая себя, но желание узнать хоть крупицу правды было сильнее его. — Если бы сельсовет сбился с правильного курса, Стропус ударил бы во все колокола. Ведь с того дня, как возглавил колхоз, он стеной стоит за закон и порядок.

— Стропус? — Пирсдягис сплюнул сквозь зубы на пол. — Знаю я его закон. Я тогда молоко с фермы возил. Обозвал вором из-за нескольких литров и высвырнул из колхоза, как таракана из миски. Хоть бери и помирай от стыда. Вот так.

— Кого вышвырнул, а кого на вершины вознес…

— И такое было, товарисц председатель сельсовета, было, кто об этом не знает…

— Значит, и здесь несправедливость?

— Разве я сказал — несправедливость?

— Но болтали всякое… — глухо произнес Бутгинас, до шепота понизив голос.

— Не понимаю, о цем это вы, товарисц председатель, — Пирсдягис ощетинился, как еж, которого огрели палкой. — Болтают всегда и везде. Зенсцины такие твари, сто зить не могут, если языком не цесут. Есть такой анекдот…

— Ты свой анекдот попридержи для других. Лучше ступай домой, дядя. Ловчить я и сам умею.

Пирсдягис, еще раз оплакав уплывшую персональную пенсию, отправился домой, а Ляонас Бутгинас заперся изнутри, чтобы посторонние не мешали, и принялся приводить в порядок дела. Однако работа продвигалась медленно. В голову то и дело лезли неприятные мысли, потому что после разговора с Пирсдягисом подозрения Ляонаса еще больше усилились. Правда, старик ничего такого не сказал, но порой многозначительное молчание красноречивее слов.