Николай Балаев - Бурый призрак Чукотки

Пока жена готовила ужин, я лег, слушал шипение примуса, шорохи снега.

— А ты чего испугался? — шепотом спросил сын.

— А ты?

— Не зна-а-аю.

— Вот и я тоже.

Он помолчал, потом задумчиво, уже громче, протянул:

— Наве-е-ерно-ое, никто не пове-е-ерит…

Жена услышала и сказала:

— Да-а уж…

И тогда я понял, почему стало жутко: нас потрясла ответственность за увиденное. Время предположений, полумифических рассказов, диспутов на тему «есть или нет» кончилось. Наступило время точного факта: в декабре в одной из долин мы увидели трех птиц, о которых годами ходят упорные слухи, что они зимуют, не улетая и даже не откочевывая к югу, и большую часть времени проводят в спячке. Значит, надо сообщить орнитологам, надо привести их сюда. В общем, брать на себя ответственность за судьбу открытия. Ну, наверное, слишком громко — открытия? Тогда так — за судьбу необычного явления, не зарегистрированного в научной, литературе, которое мы наблюдали. За право на жизнь крохотного колечка в безмерной цепи живого… Гм… Колечко сие пока в нашем кармане, если подумать образно. Его еще надо вставить в официальную научную цепь, надеть, так сказать, на пальчик науки. Предстоит, судя по многим читаным описаниям, кропотливое и нервное занятие, попытки доказать, что «она вертится…». Но мы-то птиц видели и посему для собственной моральной поддержки можем твердо воскликнуть: «И все-таки она вертится!»

По крепкому верху палатки ударил ветер, завизжал растираемый в пыль снег.

— А прогноз-то? — воскликнул я. — То-то. Это, братцы, не ворожба. Прогноз — наука точная.

— Но и колдовство у мамики тоже получилось, — весело сказал сын. Мы испытали ужасные приключения: видели великую охоту могучей стаи…

— И великую жертву, — добавила жена.

— Да. И водяного красноглазика, и зимнего кречета, — продолжал сын. Но тут он остановился и все же понизил голос, когда произнес: — И солнечных птиц… — Он замолчал, а потом мечтательно добавил: — Хорошая страна. Тут, наверное, есть еще всякие тайны.

— Да весь белый свет сделан из сплошных тайн, — кивнула жена.

— Очень хороший этот белый свет, — сказал сын.

— Ноль восемьдесят шестой, отвечайте, — сказал Диспетчер.

— Слушаю, — отозвался Командир.

— Закончили работу у геологов?

— Да. Топаем домой.

— Тут телеграмма от колхозников, — помолчав, сказал Диспетчер. — Просят санрейс в верховья Пегтымеля, пастух в третьей бригаде заболел. Это от вас недалеко, почти по маршруту.

— Давай привязку, — сказал Командир.

— Нюансик есть, — сказал Диспетчер. — Синоптики наколдовали фронт с востока, вам навстречу. Со снегом. Ветер пятнадцать метров, порывы до двадцати пяти. Часа через два будет в вашем районе.

— Не пугай, — Командир усмехнулся. — Ведь знаешь, раз больной — полетим. Да и два часа — пропасть времени.

— Да, но нас уже прихватывает, — сказал Диспетчер. — Через полчаса порт закроем, только Як рейсовый с материка примем. По времени и вы бы успели, если без залета в бригаду…

— Ты чего говоришь? — спросил Командир недоумевающе.

— Да я о другом, — заторопился Диспетчер. — Радист как?.. Ну… Вывозить-то больного придется в соседний район, в Певек.

— А-а-а, — сообразил Командир и повернулся к люку, из которого торчала голова Радиста: — Ты как?

— Какой вопрос? — сказал Радист. — Только пусть там встретят. Ну, машину к трапу, вещички помогут…

— Радист у нас на высоте! — скаламбурил Штурман и показал большой палец. — Увидятся после пурги. Год ждали, а пару дней…

— Встречей сам займусь, — заверил Диспетчер. — Организую, как в лучших домах. Печь натоплю, водовозку поймаю, в лавку, если надо будет… И к самолету с машиной сам слетаю…

— Лады, — сказал Радист. — Приветы, конечно. Будь.

— Порядок, — подытожил Командир. — Давай координаты.

— Три яранги в среднем течении Быстрой, перед входом в Долину Озер, на берегу ручейка. Кроха ручеек, без имени-отчества.

— Знаю, бывал, бригадир там хитрый — мудрый сказочник Пынчек, — сказал Командир и кивнул Штурману: — Отметь. Все. — Он подождал, когда Диспетчер отключится, и принял решение: — Пойдем напрямую. Через эту… как ее… Ы-мыс-кыл… Язык сломаешь!

— …кын! — завершил Штурман, глядя на карту.

— Во! Там перевальчик удобный возле сопки с острой верхушкой. В два раза ближе, чем по долинам петлять.

Вертолет, завалившись набок, дрожа темно-зеленым корпусом, круто повернул вправо и взял курс на плававшую в желтых пластах воздуха лиловую цепочку гор.

— Крепись, старик! — подмигнул Штурман Радисту. — И главное — на крестины не забудь. Подсаженным отцом.

— Посаженым, — поправил Радист.

— О! — восхитился Штурман. — Родил дите и сразу все знает! Курсы при загсе окончил?

— Да бабуля Ленкина ей там разъясняет, кто есть кто, а она мне в посланиях.

— Значит, Святославом назвали? — спросил Командир.

— Решили там, — ответил Радист. — Без меня.

— Недоволен? Прекрасно решили — кондовое российское имя… Дом готов к приему? Полы выдраил?

— Да вроде все в норме. Уголька вот маловато.

— Вернемся, уголек организуем, — сказал Штурман. — Беру на себя: приятель на «сотке» волокушу таскает. Вне очереди сделаем…

— Что-то не видать непогоды, — сказал Командир. — А тундра-то, тундра! Баклажаны в меду! Одни мы в зеленой форме. Нонсенс!

Старый Вэлвын ждал. Каждый год в конце августа, когда ледяная роса съедала зелень, а первые молодые и чистые звезды разрывали длинную цепь полярного дня, Вэлвын прилетал в долину, громким криком «карр-арр!» оповещал окрестности о грядущем празднике и садился на рыжий кекур в осыпях горы с острой вершиной.

Старый Вэлвын ждал. Перед ним лежала пустынная тундра. В мареве осеннего желтого воздуха светились фиолетовые заросли полярной березки, оранжевые полосы мхов, коричневые, голубые и розовые осыпи горных цепей по бокам Долины. Под кекуром плотно стоял покрасневший ольховник, а чуть ниже, в пойме реки, из бурых зарослей голубичника, густо увешанного ягодами, торчали чистые, желтые островки ивняка. Под ними, в сверкающих серых косах, звенел витыми синими струями перекат Реки.

Старый Вэлвын ждал. Видимая пустынность долины не тревожила ворона. Он прекрасно знал, что жизнь обитателей тундры зависит в первую очередь от их осторожности, во вторую — от умения прятаться. Вэлвын был уверен, что многие из зверей находились поблизости в ожидании события, совершавшегося ежегодно по законам природы. Поэтому, когда ниже по Реке, за гранитными завалами, раздался первый крик тундрового вестника — чайки Яаяк, Вэлвын кивнул и, прикрыв глаза, стал слушать.

«Ва-ка-ка!» — возбужденные вопли зазвучали наконец совсем рядом. Вэлвын посмотрел. Ниже переката над широким плесом металась вся семья чаек: бело-розовые родители и серые птенцы. Они приближались к перекату. И вот Вэлвын увидел, как в синие струи из коричневых глубин метнулось могучее тело. Огромный бронзовый голец Лыгиннээн, взрезая спиной пенные шапки волн, медленно прошел перекат и исчез в водах верхнего плеса. За ним появился второй, третий.