Николай Балаев - Бурый призрак Чукотки

К погибшему осторожно приблизился один, долго ходил вокруг, нюхал, потом сел, поднял морду и завыл. Звук еще не растаял, когда над сопкой вдруг родился другой жуткий голос. Он зазвучал на низкой ноте, постепенно поднимался вверх, оторвался от земли, заполнил небо и тундровые просторы, нигде не отражаясь и не возвращаясь обратно. Он заливал сознание тоской, болью и безысходностью, а когда резко оборвался, сила его воздействия была такова, что Валька продолжал лежать в оцепенении и чуть ли не физически чувствовал, как скатываются с земли и растворяются в невообразимых далях волны этого голоса.

— Тэрыкы? — прошептал Окот.

Волки у приманы окаменели. Потом попятились.

Уходят! Уходят! Валька совместил мушку с прорезью, подвел под дрожащее пятно и нажал спуск. Пятно дернулось и пропало. Тут же ударил выстрел Окота, первый и почти мгновенно — второй.

— Это же надо, — бессильно прошептал Валька. — Все…

— Сыматри далеко — дальше! — подтолкнул его Окот.

Валька поднял глаза. Там, на срезе следующей террасы, в белесой кисее летящего снега сидели два волка. Левый на голову выше и раза в два шире. Даже на расстоянии в четыреста метров он казался огромным, не меньше пятилетнего оленя.

— Стреляй, дед! — зашептал Валька. — Вожак это! Ты возьмешь!

— Тэрыкы! — Окот замотал головой. — Не нада! Нелизя! Тэрыкы!

— Да волк это, какой Тэрыкы, какой оборотень! — Валька подкинул карабин и нажал скобу. Волки шарахнулись и исчезли. — Эх ты, дед! — Валька отпихнул карабин. — Такого зверя отпустили! Наслушался поповских бредней! Скольких он еще порежет… А воет-то — жуть!

— Так кричит Тэрыкы. Давно, — Окот опустил руку к колену, — я такой был, Тэрыкы приходил стадо. Его многа стреляли, пуля падал рядом. Тэрыкы брал лучший пастух, убивал, потом резал многа олени, гулял тундру. Тэрыкы нелизя убивать.

После этой охоты волчья пара исчезла. В апреле заскакали среди кустов зимовавшие на сопках зайцы. Табунки куропаток и стайки пуночек, розовые от солнечных лучей, порхали вокруг стойбища. В конце мая быстро и незаметно сошел снег. Забродили миражи над фиолетовой тундрой, загрохотал мутный поток Мечега. Незаметно появились нежно-зеленые пятнышки, раскинули длинные щупальца и в два дня заполонили тундру, высветили речные галечные косы.

«Да, тут тебе не материковая нега, — думал Валька, собирая в букетик нежные цветы багульника по дороге из стада. — Тут природа деловая, работает быстро и четко… — Он отставил руку, разглядывая букетик. — Отнесу, пусть радуется. Она цветы любит. Говорит…» — Валька замер, увидев что-то сквозь стебли цветов, медленно опустил руку. Напротив, за промоиной, стоял огромный волк. Ины!

Волк сделал шаг, второй. Теперь их разделяло метров шесть — хороший прыжок. «А карабин в яранге, а ракетница в рюкзаке за спиной», — как-то устало подумал Валька.

Волк повернулся и, совсем по-собачьи затрусив вдоль промоины вверх, исчез за увалом. Только тогда у Вальки задрожали ноги, и он, сжимая букетик, почти упал в сырые кочки…

— Слушай, слушай! — выбежала навстречу Кымыне: — Сегодня ночью в соседнем стаде волк убил важенку и трех телят!

— Это Ины, — сказал Валька. — Я его видел.

С этого дня сообщения о налетах пошли ежедневно.

— Этки, — сказал Окот. — Плоха. Нэвыскэт родила сильна многа дети. Ей нада многа кушать, им тожа. Теперь будет большой охота на стадо. Завтра ходим ярангу Ины.

— А ты что, дед, знаешь, где он живет? — удивился Валька.

— Немножка знаем, — Окот кивнул и заговорил по-своему.

— Почти уверен, — переводила девушка. — Ины побывал во всех бригадах, которые стоят кругом. А нас не трогает, но волки всегда не трогают живущих рядом. Дедушка знает в округе одно место, где умный Ины может устроить дом. Он пойдет туда с тобой завтра.

— Урра! — восхитился Валька. — Окот умный, ныгыттэпкин! Давай чистить карабин!

— Он не будет стрелять, — тихо сказала Кымыне. — Он верит, что Ины не волк. Он верит — его не убьешь.

— Бабушкины сказки, — Валька ухмыльнулся. — Ты сама-то…

— Молчи! — Кымыне властно положила ладонь на его губы. — Не надо судить. Не надо лишать дедушку его мира. Он всю жизнь работал, и хорошо работал, — разве этого мало? Потом, у него есть особый метод охоты, старики держат его в тайне. Даже я не знаю, а тебе он покажет. Ты стал хороший пастух. Разве не интересно?

— Интересно, милая Кымыне! — Валька подхватил и закружил ее.

Валька шагал сзади и смотрел, как комары, едут на спине Окота, Он где-то читал, что комар не может долго летать, и вот вам: природа и этих тварей наделила хитростью. Насекомые сидели на спине Окота ровными рядами, как солдаты на параде. Валька насчитал семнадцать рядов от плеч до поясницы. Войско. А какая организация! Периодически отдельные насекомые взлетали и на их место шлепались другие, уставшие. Подравняются, замрут. Таких бы дисциплинированных воинов какому-нибудь… ну, Дарию. И неизвестно, был ли бы Александр Македонский Великим… Да… Вот какая чертовщина в голову лезет! Валька огляделся. Они шли вверх по Мечегу. Справа у крутых осыпей полосой рос густой ольховник. Настоящий лес, метра три в высоту. Надо прийти с Кымыне, посидеть под деревьями. В лесу-то она еще не бывала. Осенью в отпуск, вот и возьму, покажу. Она всем понравится.

Окот стал, осмотрелся и осторожно побрел через Мечег. На той стороне в ржавых обрывах темнела расщелина. Из нее к реке спускалась корявая лестница из желто-серых плит сланца. По ним прыгал ручеек. Валька пошел следом. Окот залез на третью ступеньку и долго разглядывал ветви ивняка, почти смыкающиеся над ручейком. Наконец поманил Вальку, ткнув пальцем в воду и в сапог. Валька понял: идти только по ручью. Значит, тут? Ну, начинается. Он забрался к старику, глянул: на узких листьях ивы густо висели белые шерстины. А вот на черенке целый пучок. Да, тут.

Окот осторожно полез выше. Валька глянул назад. Если бы дед разрешил стрелять, так вон, в ольховнике, неплохое место для засады. Метров двести пятьдесят. Но нельзя так нельзя.

Через пару минут дно расщелины выровнялось. Неприятно запахло. Крутые стены сблизились, и Валька увидел в правой широкую просторную нишу. В ее глубине вытаращив на невиданных пришельцев янтарно-красные глаза, застыли волчата. Уже довольно крупные, головастые, светло-серого цвета, они смотрели молча, не зная, как реагировать на непонятное и неожиданное явление. Площадка перед нишей вытоптана, кругом кости, из глазницы оленьего черепа торчит крыло полярной гагары, ивнячок густо присыпан куропаточьими перьями.

Окот протянул Вальке карабин и скинул почти пустой рюкзак с плеча. Оттуда извлек мешочек, вытряхнул под ноги, и Валька увидел небольшие колечки из лахтачьей шкуры. Окот собрал их на кисть левой руки, огляделся и кивнул Вальке на выход из расщелины: смотри, мол. Валька в ответ тоже кивнул: понял.