Юрий Васильев - Право на легенду

— Ну, Егор… Я, честно говоря, думал — ты ваньку валяешь. Очень уж у тебя вид несолидный. На печника не тянешь. Но будем считать, что крещение твое состоялось.

— Больно быстро! — рассмеялся Коростылев. — Я все-таки архитектор, Александр Касимович. А печи класть — это у меня вроде ваших кактусов.

— Так-то оно так. Да не совсем так. Печь или еще что другое — не суть важно. Красиво ты работаешь. Вкусно… Смотреть на тебя хорошо, когда ты в деле. Вот это уже суть.

— Бросьте, — смутился Коростылев. — Чего там… — И, желая переменить разговор, сказал: — Знаете, Александр Касимович, странные у вас тут места. На неподготовленного человека действуют. Плыли мы с Вутыльхиным, так я прямо, как девчонка, рот разевал. Очень много пространства. Очень все большое, крепкое: Надежное. Понимаете? Ничего нет лишнего, все предельно целесообразно, четко, математически выверено — так и должно быть в природе, когда ей не до излишеств. Это рождает гармонию. Точно так же, как в архитектуре… Может быть, я что-то не так говорю? Может быть, я еще мало видел? Не так понимаю?

— Ты не стесняйся, — мягко сказал Варг. — Все мы через это прошли. И каждый видит свое. Ты — архитектуру. Другой… Знаешь, был я как-то в Марково, это Восточная Чукотка. Места там примечательные, вроде как оазис — широкая долина, река, заросли тополей, сопки только на горизонте проглядывают. И село — как наша русская деревня: рубленые избы, огороды, пристройки всякие. Но что меня поразило — на многих домах висят скворечники! На Чукотке скворцов-то не было и не будет никогда, а тяга, видать, осталась у людей. Вдруг прилетят? Вот такая психология, понимаешь. — Варг кивнул в сторону окна, за которым собирались светлые летние сумерки. — Ты говоришь: «четко и целесообразно». А я, грешный человек, вот уже половину жизни здесь прожил и все — удивляюсь! Не помню, чтобы хоть одна весна была похожа на другую, не помню этого. Давно бы надо привыкнуть, а не привык. Мне здесь… красиво.

Это был очень редкий случай, когда Варг заговорил в такой не свойственной ему манере. И потому, должно быть, помолчав немного, добавил:

— А вообще-то погоди. Увидишь еще, как эта красота взъерепенится. Даром, что лето на дворе. Такую истерику закатит…

— Снег, что ли, пойдет? — простодушно спросил Коростылев.

— Ты погоди. Увидишь этот снег.

Капитан как в воду смотрел. На другой день прямо с утра над Колун-горой заструился легкий мираж — так переливается и дрожит над полями нагретый в жаркую пору воздух. Колун-гора была всего-навсего невысокой сопкой, действительно похожей то ли на утюг, поставленный на попа, то ли широкий колун. Однако называли ее уважительно — горой, потому что, как узнал Коростылев позднее, эта невзрачная сопка острым своим гребнем вспарывала идущий с юга теплый воздушный фронт, делила его на две струи, которые с разбегу обогнув Колун-гору, сталкивались у ее подножия, и тут начинали обретать плоть сложные законы аэродинамики: вполне нормальный ветер, дующий с материка, скатывался в долину необузданным ураганом.

Ничего этого Коростылев не знал. Он сидел дома, читал книгу, краем уха слушал по радио эстрадный концерт. Динамик вдруг замолчал на полуслове, что-то в нем поскреблось, потом женский голос громко сказал:

«Внимание! Говорит штаб борьбы со стихийными бедствиями. Ожидается ветер до шестидесяти метров в секунду. Товарищи, просим немедленно прекратить топку печей. Из дома не выходить, Всем руководителям предприятий — обеспечить аварийную готовность. Повторяю…»

Коростылев с любопытством подошел к окну. На улице было тихо, безоблачно; напротив в сквере, усеянном ромашками, играли дети. Странно. «Штаб по борьбе…» Прямо как при землетрясении. И тут он увидел, скорее почувствовал, как в поселке произошло какое-то движение. Захлопали двери. Из соседнего дома выскочили две молодые мамаши в мигом утащили своих ребятишек. Остановился в дальнем конце улицы крытый брезентом грузовик. Постоял минуту и, развернувшись, уехал обратно.

Зазвонил телефон.

— Ты дома? — спросил Варг. — Хорошо. Сиди и не высовывайся. Что? Некогда мне. Сиди, говорю, не высовывайся.

Коростылев снова подошел к окну. Поселок был совершенно пуст. Радио молчало. Тишина навалилась глухая, зловещая. Он поморщился. Чертовщина какая… И обрадовался, когда рядом послышался тонкий, на одной ноте, звук — это было похоже на знакомый звон проводов под ветром. «Обыкновенный ветер, — подумал он, отворачиваясь, чтобы закурить. — Обыкновенный сильный ветер». — И тут на дом обрушилось что-то такое, чему, он не успел подобрать сравнения: это мог быть океанский вал или песчаная гора, низвергнутая наземь; дом задрожал; он стоял на прочном фундаменте, он был из бетона и бревен, и все же Коростылев почувствовал, как что-то снаружи обхватило его, сжало в горсти и стало выдергивать из грунта. За окнами сделалось совсем темно; темь эта была коричнево-желтой, пронизываемой еще более темными полосами, и сквозь плотную эту завесу крохотным пятном упрямо пробивалось солнце.

Так продолжалось, может быть, минуту, может быть, больше — Коростылев не берется судить. Его охватило странное волнение, какой-то пьянящий восторг. Стихия? Ладно. Давайте! Посмотрим, как это выглядит вблизи. Он плотно застегнул куртку и вышел в тамбур. Прислушался. Теперь дом уже не ходил ходуном, он тихо вибрировал, стекла звенели от напряжения.

Коростылев помедлил немного, потом рывком отворил дверь и шагнул навстречу ветру. В ту же секунду тугой комок плотного, как студень, воздуха заткнул ему горло; лицо ободрало песком и щебенкой, что-то неодолимое ударило в грудь, в живот, отбросив назад в тамбур. И все же в какую-то долю секунды он увидел то, что потом вспоминалось ему как наваждение: медленно — так ему показалось — над самой землей летел пустой ящик из-под картошки. Он летел, словно выпущенный из гигантской пращи, тяжелый, неправдоподобный, пока наконец не угодил в угол дома, распавшись на мелкие щепы.

К вечеру, когда Варг вернулся домой на вездеходе, «южак» начал слабеть. Проглянуло небо.

Они поужинали на кухне. Капитан, облачившись в халат, устроился в своем необъятном кресле.

— Подведем итоги, — сказал он. — Пекарня не работает. На центральном складе сорвало крышу. Будка водоразборной станции валяется в затоне, теперь дня два без воды сидеть будем. В порту унесло баржу, разворотило причал. И это всего за несколько часов, Егор. А бывает, что «южак» дует трое-четверо суток. Прибавь к этому мокрый снег или; наоборот, сухую морозную крупу — картина будет полной. Ты заметил, что у нас все двери в домах во внутрь открываются? Это затем, чтобы можно было себя откопать, когда занесет по макушку.

— Я уже понял, — покачал головой Коростылев. — Все понял. Какой дурак тут поселок поставил?