Владимир Малыхин - Наследник

— Осталась у меня, Витя, одна великая мечта...

— Какая, дядя Марат? — спросил Виктор.

— Я мечтаю узнать подлинную судьбу моего Робика...

Услышав эти слова, Виктор, в который уж раз за эти годы, подумал:

— Прав ли я, скрывая от него, что Робик погиб у меня на глазах?! Наверное, надо было рассказать

ему все, что я видел, кроме того, что Робик был в штрафной. Почему он там оказался, я не знаю, а

потому и говорить об этом не стану.

— А можно? дядя Марат, — спросил он, — я к вам сейчас поднимусь?

— О чем ты спрашиваешь? — удивился Нодель. — Ты у меня всегда желанный гость.

— Но вы ведь хотели вздремнуть...

Нодель махнул рукой:

— А-а-а, — тоже мне, сон в майскую ночь... Когда ко мне приходишь ты, у меня не может быть

сна.

Когда они поднялись на второй этаж, где жил Нодель и вошли в его комнату, старик достал из

шкафа кое-какую закуску, недопитую бутылку красного вина и поставил на плитку чайник. Потом он

выдернул штепсель из розетки радиосети:

— Не хочу слушать эту музыку, у меня сейчас в душе совсем другая музыка.

Они сели за стол и не чокаясь выпили по рюмке вина.

— Я должен вам кое-что рассказать, — начал Виктор, — но я должен выпить еще...

И он выпил еще рюмку. Нодель вопросительно смотрел на Виктора.

— Я до сих пор молчал, — сказал Виктор, закуривая папиросу, — боялся разбередить Вашу рану.

Но сегодня...

Нодель молитвенно сложил руки:

— Ты о Робике?!

— Да, — тихо сказал Виктор.

Нодель встал, подошел к Виктору и, пытаясь встать перед ним на колени, прошептал:

— Говори, Витенька, говори... — Виктор подхватил его под мышки, усадил на стул:

— Его боевые товарищи говорили, что он воевал и погиб, как герой...

— Говори, говори, Витя, — бормотал дрожащим голосом Нодель, — ты возвращаешь мне жизнь...

— Виктор рассказал ему все, что видел и слышал тогда ночью, на высоте 101,5...

Старый Нодель, обхватил свою седую голову, молча слушал рассказ Виктора.

— Почему же ты, мой мальчик, — глухо проговорил Нодель, — до сих пор молчал?!

— Во время первой нашей встречи не решался, побоялся за Вас... А потом... было стыдно за то,

что не рассказал сразу. . Потому и молчал. Извините меня, дядя Марат. .

Нодель долго молчал, потом подошел к Виктору и положил ладонь ему на плечо. — Виктор

вопросительно на него глядел.

Наконец Нодель тихо сказал:

— Человеческое милосердие иногда боком выходит тому, кто хочет быть милосердным. И знаешь

почему? Потому что на этого человека начинает давить гнет лжи. Да, да. Именно гнет лжи. Хотя, —

он развел руки, — бывает и святая ложь. Ложь во благо... Я каюсь перед тобой, я тоже, как и ты, хотел

во благо... Но сегодня настал и мой день. Я хочу рассказать тебе о твоих родителях.

— Я, кажется, догадываюсь о чем пойдет речь...

— Догадываешься?! — удивился Нодель.

— Кажется, да, — взволнованно сказал Виктор.

Нодель изумленно поднял брови:

— Значит ты все знаешь?

— Увы, нет, — вздохнул Виктор — я прочитал об этом всего лишь несколько туманных намеков в

дневнике... моей матери, моей второй матери — поправился он.

Взволнованный Нодель налил дрожащей рукой в рюмки остаток вина и сказал:

— Выпьем, сынок, за тех и других, они были моими добрыми друзьями и стоили друг друга...

Выпив свою рюмку, он поцеловал Виктора, усадил на стул и сам сел напротив.

— Твой отец и мой друг, Петр Синицкий, — начал он, — работал вместе с Георгием и мной в

московской милиции, а твоя будущая мама, красавица Катя, была сестрой милосердия в нашем

милицейском лазарете. Были они прекрасные, благородные люди, оба были из дворян. Петр в

студенческие годы участвовал в революционных кружках и даже исключался из института. Поэтому

революцию встретил с радостью. Познакомились они на фронте первой мировой. Петр был

поручиком, имел за храбрость офицерский "Георгий", а Катенька — сестрой милосердия. Петр по

собственной воле пошел работать в милицию.

— Революцию надо защищать от всякой грязи и нечисти, — говорил он и скоро стал грозой для

московских бандюг, ворюг и спекулянтов. В уголовном мире его прозвали "Меченым".

— Почему? — тихо спросил Виктор.

— У него был шрам на лбу от германской пули — Виктор, как завороженный, слушал, боясь

пропустить слово. И эти гады, — продолжал Нодель, — ему отомстили.

— Они ночью ворвались в их квартиру. Обороняясь, Петр уложил наповал двух бандитов, но

остальные совершили свое черное дело. Тебя спасла люлька, в которой ты спал, они тебя не заметили.

Нашу оперативную группу, которая приехала по вызову соседей, возглавлял Георгий. Он тут же

забрал тебя и отвез домой. С той поры ты и стал Дружининым.

Виктор тяжело вздохнул, поднялся из-за стола, подошел к окну, распахнул его, облокотился рукам

на подоконник и, устремив взгляд вдаль, надолго застыл в такой позе.

Нодель зашел за деревянную перегородку, где стояла его кровать, выпил большую дозу сердечных

капель и лег на кровать. Виктор почувствовал запах лекарства и зашел в закуток Ноделя.

— Вам плохо, дядя Марат? — спросил он.

— Ничего... сейчас... пройдет, — тихо проговорил Нодель. — Ты... иди... уже поздно... Маша...

будет волноваться.

— Я сбегаю домой и вернусь, — сказал Виктор.

— Нет, сынок, не надо... — прошептал Нодель, — мне уже лучше...

Но Виктор сделал так, как сказал. Всю ночь он провел на раскладушке в комнате Ноделя.

Несколько раз, услышав его стон, он давал ему капли. Сам спал урывками. Под утро очнулся от

громкого стона. Вскочил с раскладушки, подбежал к Ноделю.

— Что с Вами, дядя Марат? — тронул он его за плечо.

Нодель не ответил. Виктор внимательно посмотрел на него. Нодель лежал с полуоткрытым ртом,

лицо его было очень бледным, щеки ввалились. Виктор взял его руку, стал нащупывать пульс, пульса

не было. Приложил ухо к груди, сердце не билось.

— "Неужели?!" — со страхом подумал Виктор. Нодель был мертв. — Виктор некоторое время

смотрел на него широко раскрытыми глазами, потом опустил голову и закрыл лицо ладонями.

* * *

Возвращаясь с кладбиша после похорон, Виктор всю дорогу молчал. Его мучила мысль о том, что

вместе с Ноделем оборвалась последняя живая ниточка, которая связывала его с теми дорогими ему

людьми, которые считали его... наследником.

* * *

Перед отъездом в отпуск, Виктор выточил на станке у себя в цехе звезду из нержавеющей стали,

припаял ее к пустой минной гильзе и установил на свежей могиле Ноделя. "Вернусь из отпуска,

поставим плиту с золотыми буквами", — подумал он.

* * *

Отпуск Виктора и Маши подходил к концу, когда "Правда" сообщила, что так называемое "дело

врачей-убийц" от начала до конца злостная и далеко идущая провокация.