Валерий Бирюков - Всего три дня

Хотя нет, ни этот, ни другие Генкины заходы не прошли бы уже потому, что сержант никаких поблажек никому не делал. Не положено, — значит, не положено. Нарушения порядка, считал Коржев, с пустяков начинаются: там обошел, там схитрил, там лишний раз не перетрудился — и, глядишь, поверил парень в свою ловкость, в возможность везде и во всем порядок к своему хотению прилаживать. Не совпадает с желанием — ищи обход.

Когда Иван увидел среди новобранцев Генку и когда просил командира взвода походатайствовать о назначении Семенова в свое отделение, он не задумывался над тем, как сложатся их отношения. Просто обрадовался встрече, и только. Правда, потом появилась и подспудная мысль — подготовить из Семенова себе замену. Ведь в ноябре увольняться, надо думать, кто отделение примет. А Генка техникум закончил и вообще парень с головой — все схватывает на лету, чего же еще?

И после недолгих взаимных восторгов и воспоминаний Иван, не посвящая никого в свои планы, взялся за друга всерьез. Он требовал с него куда больше, чем с других молодых солдат, которым делал скидку на неопытность. К тому же Иван не хотел, чтобы остальные подчиненные заподозрили его в чрезмерной симпатии и снисходительности к земляку.

Может, он все-таки перегибал палку, гоняя Генку на занятиях, во время самоподготовки? И от этой жесткости Семенов искал лазейки, прося у сержанта по дружбе того, что не разрешено, в обход распорядка дня, в нарушение устава? Нет, вряд ли. Ничего он не перегнул, нагрузка была по силам Генке, да и не особо он надрывался, хотя быстрее других первогодков освоил свой автомат и все оружие отделения, отлично стрелял, а на строевом плацу и на тактическом поле держался не хуже бывалых солдат. Просто когда есть возможность жить легче, Генка случая не упустит. А тут командир отделения — друг закадычный и земляк, как не воспользоваться? Отсюда и неуклюжие попытки отвертеться даже от кросса, который для Генки никакой трудности и не представлял. Отсюда, и охлаждение, даже отчуждение Семенова.

Но ведь по натуре он не лентяй. И совести еще не потерял — вон как давеча со стыда сгорал. Не стоило его резко осаживать. Поговорили бы спокойно — и разобрались бы, что к чему. Генке надо объяснить, раз он сам еще не понимает, что в армии понятие дружбы немного отлично от их прежних представлений. Настоящий друг не станет укрываться за широкой спиной товарища, не должен подводить его, толкать на какие-то, пусть мелкие, проступки. Попробуй-ка теперь, когда Генка в обиде, объясни ему это. Не подступишься. Закусит удила и в самом деле начнет поступать назло…

Рассвет явно обгонял бегущих солдат. И полдороги не пробежали, а полоска неба над просекой уже налилась чистой, прозрачной синевой. Такое утро было и в тот день, когда Генка, надрываясь, тащил Ивана в деревню. Вновь припомнив сон, Иван наконец заставил себя поверить, что с Генкой все наладится, если постараться, если поговорить нормально: не такой он, чтобы не понять. Вот после марш-броска и поговорят. И все станет на свои места. Как и положено.

Лишь после этой успокоившей его мысли Иван наконец заметил, что бежит медленнее, чем раньше. Темп снизился, начали помаленьку сдавать — устали солдаты.

Иван пробежал вдоль цепочки, подбадривая свое отделение.

— Веселее, веселее, ребята, совсем немножко осталось!

Разрыв он обнаружил в самой середине, где бежали Чудинов и Гопанюк. Иван не стал их укорять: солдаты старались, но что поделать, если пока не хватает им выносливости. Остановил Чудинова, молча забрал у него вещмешок.

— Я сам, товарищ сержант, — хрипло запротестовал Чудинов, хотя узкие раскосые глаза его и утомленное потное лицо выдавали желание солдата избавиться от этого ставшего непомерно тяжелым мешка, оружия и вообще сесть хоть на минутку на мокрую от росы землю и перевести запаленное дыхание.

— Накачаешь силенки, потом и будешь «сам», — нарочито грубовато сказал Иван, но не сдержал улыбки: — Не все ведь на бронетранспортере раскатывать. Иногда и так вот приходится. Для начала тебе хватит. Беги, догоняй!

Чудинов благодарно кивнул, неловко повернулся и пристроился на свое место в цепочке.

У Гопанюка, длинного нескладного парня, вещмешок забрал, как и договаривались заранее, пулеметчик Набиев. Рекордсмен он не ахти какой — на время не пробежит, но выносливости на двоих хватит. Даже не видно, что двойной груз тащит.

Иван довольно усмехнулся: командир роты специально его отделение на замыкание поставил. Чтобы подпирали всех, не давали роте растянуться. Сейчас, все в норме, приказ выполняется. Порядок.

И тут ему на глаза попался Генка, который бежал впереди отделения весь марш-бросок, задавая темп бега, а сейчас он почему-то шел шагом, прихрамывая, и все его обгоняли.

Вот тебе и «все в норме»! Решил-таки выполнить свое «запомним, товарищ сержант»? По тревоге не разбудил — это ладно, можно пережить. А сводить счеты здесь, когда рота выполняет боевой приказ?! Нет, отделение сержанта Коржева будет на месте в срок, какие бы фокусы ни придумал Семенов!

Впервые за эти месяцы Иван пожалел, что выпросил Генку в свое отделение. Глядя, как усердно он припадает на левую ногу, Иван уже нисколько не сомневался в его притворстве.

— Мстим, значит, Гена? — спросил сержант, еле сдерживая закипавшую в нем ярость, когда Семенов поравнялся с ним.

— Ногу стер, — не поворачивая головы, бросил Генка.

— Займите-ка свое место! И бежать! Вернемся в казарму — там поговорим!

— Да серьезно же, стер! — устало и зло сказал Генка, но сразу же сменил тон: — Калечиться мне, что ли? Дай хоть портянку перемотать, сбилась — шагу не ступить. Честное слово!

— Добро, — неожиданно для себя согласился Иван, которого Генкина бесцеремонность не ожесточила, а, напротив, вдруг успокоила. Он решил поверить Генке в последний раз. Но если это еще одна попытка обмануть его, то все — пусть пеняет на себя!

Не оглядываясь, Иван побежал догонять отделение. За поворотом пристроился позади Набиева, прикинул, что по времени они почти у цели — с километр примерно осталось. Генка еще может успеть, если не соврал, как вчера вечером.

Теперь Иван не замечал ни пунцовых отблесков зари, окрасивших молочно-белые стволы берез у самых крон в нежно-розовые тона, ни первых солнечных лучей, пронизавших начавший редеть лес. И даже когда закололо в боку, он, не задумываясь, автоматически сделал несколько глубоких вдохов, пока не наладилось дыхание. Мысль о поведении Генки не выходила у него из головы. Зря он его оставил! Дал маху — понятно же ведь, что Генка решил насолить!

— Быстрее, быстрее, — услышал Иван голос командира взвода и лишь тогда поднял голову. Лейтенант поторапливал его отделение. И у него за плечами тоже болтался чей-то вещмешок. — Немного осталось, метров пятьсот, держись! Коржев, отстающих нет?