Виктор Зиновьев - Теплый ветер с сопок

С трассы на ветку съехал, там везде снег глубокий. Речку по льду переезжал и бревном зацепился; надо задний ход, чтобы бревна обратно в кузов втолкнуть. Пока выскакивал, кабину выстудил. До прииска недалеко осталось, но в холоде неохота сидеть, накидал полную печку щепок, едет.

Вдруг впереди навстречу машина, фарами мигает, разъехаться просит. Он правой в ответ мигнул, сближаются, и тут у него стекла ледяной пленкой затягиваться начали, воздух-то в кабине разогрелся. В снег ему съезжать, останавливаться неохота, он ногтями ветровое стекло скребет, а сам прет по дороге. Раз! — встречная его по левому боку, он с перепугу и зарулил в снег по самые ступени. Выбежал — нету левого крыла, дверца в гармошку и капот выбит.

Парень со встречной из снега его вытащил, обматерил и довел на буксире до прииска. Просидел он там две недели, пока крыло и дверцу выправлял. Вернулся, уже все про него знают. Я ему говорю: «Иди к начальнику, он велел тебе полтора оклада выписать!» А он: «Да, чтобы в люди выбиться, надо по-другому!»

Вместе они посмеялись над историей, потом каждый рассказал об интересном случае на дороге. Коляй не выдержал, тоже вспомнил свою аварию.

— Я по мосту люблю ездить, — сказал Толик. — Газа прибавишь — тр-р-р! А медленно скучно, да и руль подбрасывает.

— Сколько у тебя надбавок? — спросил Коляй.

— Ни одной еще. Я недавно здесь — друг заманил, а сам уехал. Я на уборочной в колхозе столько же зарабатывал, и продуктов еще полный погреб выписывали. А здесь в отпуск едешь — полтысячи выложи. Машина новая — радиатор уже течет.

— Не во всех колхозах так, — сказал Коляй, — вон я в комнате с одним жил, у них бедность…

— Не вернешься ты из отпуска, — сказал Тимофей. — А чтоб радиатор не тек, всыпь горсть махры или горчицы. Если ехать не больно далеко, продержишься.

— В Магадан, — ответил Толик, — за картошкой послали. Я в торгконторе работаю, чего хочешь достану. В диспетчерскую зашел отметиться, а она: «Ночуй, восемь часов за рулем!» А тут еще артиллеристы, — Толик вздохнул, покачал головой. — Поеду назад, вдруг снова лавина?

— Может, и до отпуска не дотянешь, — заключил Тимофей.

Коляй в знак согласия промолчал.

Рано утром к гостинице подъехали два красных лавиноочистителя с винтовыми валами перед капотами. Из них вышли полумертвые от усталости шоферы и сказали, что дорога очищена. Уже одетые Коляй с Тимофеем принялись будить соседа, но он пробурчал что-то из-под одеяла и продолжал спать…

Синтетика сохнет быстро. Коляй держал в руках простиранную рубашку и раздумывал, сейчас ее гладить или потом. Если сейчас, Пронькин, вернувшись от приятелей, мог запросто ее надеть; оставить до вечера — рубашка пересохнет и плохо отгладится, а в кино хотелось сходить одетым по-человечески. Коляй не знал названия фильма, и билеты покупал не он, но все равно так уж полагается — на люди выходить в праздничном.

В комнату заглянула фиксатая Тамарка, подружка Валентины.

С Валентиной он познакомился однажды на вечеринке.

У кого-то из ребят родился сын, событие полагалось отпраздновать. Он ее и раньше встречал в коридоре общежития, но они не здоровались. Здесь заметил — она на него поглядывает. Коляй, став смелым через несколько рюмок, начал с ней танцевать. Возвращались в общежитие они вместе…

Она была неплохой дивчиной, не сравнить с пройдохой Тамаркой, которая прошла огонь и воду, хоть и строила из себя пионерку. Но при посторонних Валентина почему-то менялась, без нужды покрикивала на Коляя, говорила: «Ох, я больше с ним не могу!» Коляй понимал, это она от долгой тоски одиночества, и прощал ей.

Острыми глазками Тамарка пошарила кругом, даже под кровать заглянула и спросила требовательно:

— Ну как?

— Чего? — не понял Коляй.

Тамарка неопределенно покрутила в воздухе правой рукой:

— Чего, чего. Собираешься или телишься все?

— Пусть сама придет и узнает. Ты-то чего на полусогнутых бегаешь?

Тамарка хмыкнула недовольно и исчезла, но через минуту вновь появилась. Теперь она выглядывала из-за пышного плеча Валентины. Та по-хозяйски прошла в комнату, пощупала рубашку и бросила ее не глядя Тамарке. Потом повернулась к Коляю:

— Через десять минут заберешь. Не забудь в пиджак платок сунуть, чтоб торчал. Перед картиной зайдем к Савкиным.

И она важно прошагала обратно. Тамарка торжествующе посмотрела на Коляя и хотела вышмыгнуть в дверь вслед за Валентиной, но он поймал ее:

— А ну давай. Сам поглажу…

— Пожалуйста, — фыркнула Тамарка. — Она завивается, а он нервы портит? Да ей сам Пуков в любви объяснялся!

Савкины ему не понравились, хотя он об этом Валентине не сказал. Хлеб двумя пальчиками берут, а на кроватях бардак, пол неметеный.

Вышли на улицу, Коляй вздохнул полной грудью, а Валентина продолжала:

— Все потому, что у тебя нет положения…

Она стала расхваливать Савкина, который в паршивых нормировщиках сумел сделать обстановку, «Жигули», две шубы жене из натурального меха и вступил на материке в кооператив. Потому что соображает. А у Коляя машина всегда под рукой, она, Валентина, диплом имеет — и все не так. Надо взять побольше общественных нагрузок, тогда его заметят.

— Недовольства не показывай, на собраниях чаще выступай, — убеждала Валентина, тесно прижавшись к Коляю. — Все так делают!

— Ладно, хватит, — сказал Коляй, — пришли уже.

На свой ряд они сели первыми, и Коляй поежился, снимая шапку, он ждал, что на него начнут оглядываться. Однако никто на них не глядел, девушки разворачивали грохочущие шоколадные обертки, парни весело переговаривались. Отличались интеллигенты — они сидели тихо, не смеялись и не махали руками.

Ряд постепенно заполнялся. Тут Коляю сказали:

— Разрешите пройти.

Парень сказал тихо и вежливо, пахло от него тонким нездешним одеколоном, и Коляй сделал вывод — интеллигент. Он сдвинул колени, чтобы пропустить человека, поднял глаза и обмер… потому что с парнем была Люда-смуглянка. Он раньше так часто бегал к ней стричься, что она уже знала его. И теперь улыбнулась, как старому знакомому, а потом села рядом.

Они с парнем заговорили о чем-то, а Коляй сидел, боясь повернуть голову, и только косил глазом на ее ногу, которая на какой-то волосок была от его ноги.

— Коля, что с тобой? — спросила Валентина. — Может, уйдем? Плохо тебе?

— Ничего, — процедил сквозь зубы Коляй. — Все нормально.

В киножурнале показывали сады, уборку урожая. Валентина без конца наклонялась к нему и говорила:

— Вишню ты ел? А антоновку настоящую? Поедем летом в отпуск — нас мать закормит…

Коляй отвечал: «нет… нет…», а сам ловил каждый шорох со стороны. Ведь это не ее пьяница муж, того он знает, это другой, видно, из начальства.