Константин Абатуров - Тихая пристань

— Живи теперь!

А когда приходил пароход и уводил в дальнюю дорогу плот, он, стоя с багром в руке, долгим взглядом провожал свое детище. Двойственное чувство овладевало им: гордость, что это сделано им, его звеном, жалость, что приходится расставаться с плотом, в который он вложил часть своей души, своего умения.

Но проходили минуты, плот скрывался за поворотом реки, пароход посылал последний прощальный гудок, и Федор снова кивал своим:

— Давай, ребята!

Как и раньше, он чуть ли не все деньги посылал домой. А как-то отправил домой и посылку: Варе — вязанную из шерсти кофточку, Вовке — теплый костюмчик.

Варя ничего больше не возвращала. А однажды прислала ему сынишкин рисунок, который обозначал что-то похожее на елку. «Вовка соскучал по тебе», — написала она внизу, под рисунком.

Он носил этот рисунок в нагрудном кармане, часто смотрел на елку, перечитывал строчку о соскучившемся сынишке. И снова стало нестерпимо тоскливо. Да, да, не только Вовка, а и она, как теперь думал Федор, ждет его.

С наступлением зимы он снова зачастил к начальнику с просьбой о расчете.

— Мы хотим сплоточную бригаду дать тебе с новым трактором и прочей техникой, а ты — «уезжать». Не дело, брат, нет. Оставайся, не отказывайся от почета.

— Семья же у меня там.

— А ты перевези ее. Квартиру дадим, участок, все такое.

«Эх, начальник, начальник! Не понять тебе меня и Вари тоже. Разве она поедет к беглецу!..»

Написал Горелову. Попросил вытребовать его, сознаваясь, что не может больше жить вдали от всего родного.

Горелов не ответил.

Ребята, с которыми он теперь работал на сплотке леса, посоветовали написать «по партийной линии». Он отнекивался: «Я же беспартийный». — «Ну и что?..»

Кому же «по партийной линии»? Разве новому секретарю партбюро сплавучастка Макарову? Но где тому знать какого-то непутевого сплавщика. Федор только однажды и видел его, когда отплывал с плотом, да и то издалека. И запомнился он потому, что сильно прихрамывал на левую, с протезом, ногу. На войне, сказали, потерял он ее. Федор даже не знал, как зовут секретаря.

Долго раздумывал, не решался. Наконец написал. И стал ждать. Прошла неделя, наступила вторая — ответа не было. Ясно: какое дело незнакомому человеку до беглеца…

Вдруг начальник сам вызвал к себе Федора.

— На, почитай, — протянул он ему мелко исписанный листок. Письмо было от Макарова. Заступился!

— Жаль отпускать. Но что делать, заканчивай дела — и в добрый путь! — сказал начальник.

На улице его оглушил грачиный грай, шум апрельского ветра, звон ручьев. Весна. И хотя она уже давно объявилась, Федор полно ощутил ее только сейчас.

Через несколько дней Федор снова был в дороге. И стук вагонных колес, и покачивавшие ветвями деревья, и колодезные журавли в придорожных деревнях — все напутствовало его: домой, домой!

Он ехал и думал о встрече с Варей и сынишкой. Утром войдет в дом, не успеет снять вещмешок, как Вовка бросится к нему с широко и радостно открытыми глазами, а Варя будет стоять, не зная еще, что ей делать. Ничего, он сам подойдет к ней и первым протянет к ней руки.

Но встреча не состоялась. Зайдя прямо с полустанка в контору, чтобы поблагодарить секретаря партбюро, он в коридоре натолкнулся на Горелова.

— К Макарову? А ко мне уж не хочешь? — прищурил один глаз Горелов.

— Да нет, почему? Вот приехал.

— Вижу. — Горелов открыл дверь в свой кабинет, пропустил вперед Федора. — Садись! — указал на щербатый стул, стоявший у стола, и тут начал прощупывать пришельца белесыми глазами. — Одумался, значит? Что ж, мы люди незлопамятные; давай берись за дело. Сию же минуту! Река, смотри, взбесилась. Иди на баржу, катер скоро поведет ее в устье. А Макарова не жди: все до выгреба уехали на плотбища, сейчас и я двину на Унжу.

— А домой?

— Потом. Не теряй время, иди! — Как раз тут Горелов и сказал Федору комплимент насчет его уменья обуздывать уральские реки и наказал смотреть в оба…

— Бригадир, Федор, сюда!

Звал Елизар, указывая на трос, державший запань. Федор подбежал, увидел: в одном месте трос надорвался, ощетинившись обрывками проволоки.

— Все ясно, дядя Елизар. Спокойно… Следи, дежурь здесь. А я с ребятами на берег. Будем новый круг разматывать.

— Бери поздоровше кого, — наказал Елизар.

— Ладно, ладно, — повернулся Федор. Холст дождя хлестнул его по спине, по ногам.

Потом увидел Елизар спины рыжеватого Вани юрьевецкого, двух сельповских мужиков и еще чьи-то. Скоро все исчезли из виду. Только голоса прорывались сквозь муть и шум дождя.

«Скорей бы, скорей!..»

Сзади кто-то положил тяжелую руку на плечо Елизара.

— Куда они?

— Кто еще там? — не оборачиваясь, бормотнул Елизар. — Придут, делай свое…

— Погодь, а чего ты закрываешь? Ой, трос-то!.. — испуганно вскрикнул Никиша. — Чего же ты, Елизар? Бежим, а то раздавит тут нас. — И он было зашлепал резиновыми сапогами по бревнам.

— Стой! Не паникуй! — остановил его Елизар. — Сейчас они вернутся с новым тросом, помогать будем.

Они и впрямь не заставили долго ждать себя, вновь появились на запани, таща трос. Впереди шагал Федор, за ним Ваня. Проходя мимо Елизара, бригадир, покряхтывая под тяжестью толстого, похожего на удава, стального троса с петлей на конце, мотнул головой:

— Подержись еще маленько, отец. Сейчас мы…

Двигаться было тяжело. Все лесины запани были напряжены до предела, при каждом шаге отдавали дробным толчком в ноги. На средине вода уже хлестала через запань, ноги с трудом нащупывали опору, скользя, срываясь.

Но вот уже недалеко и берег. Вон и врытый в землю мертвяк. Только бы успеть пробиться к нему и накинуть петлю. Федор не отрывал взгляда от этого мертвяка, даже руку протянул, как к спасительному маяку.

Вдруг позади раздался громкий хлопок. Под ногами дрогнули лесины. Федор понял: ослабший трос еще надорвался. В то же мгновенье он услышал голос Елизара:

— Торопись, ребята!..

У берега зияла брешь — целое звено вырвало течением из запани. На момент Федор остановился, глядя на кипящую воду. Но ждать нельзя, некогда. Пошел по прижатой к тросу шаткой лесине. Шаг, второй, третий… А стальная петля давит на плечи, тянет в сторону.

— Шест! Шест скорее! — командует Ваня.

Поздно: потеряв равновесие, Федор сорвался в реку. Но тут было неглубоко, он удержал в руках трос и двинулся к берегу, а своим крикнул:

— Я сделаю… вы тут крепите…

Вот он, вот спасительный мертвяк. Федор, выбросившись из воды, обхватывает его, словно боясь, что мертвяк может исчезнуть, затем накидывает на него петлю. Одеревеневшие от студеной воды руки никак не могут подогнать ее под желобинку. Нервничает. С запани не сводят глаз с него.

Наконец Федор поднимает правую руку, красную, как зарево.