Владимир Христофоров - Деньги за путину

— Надо, надо уезжать, — задумался Шелегеда. — Хорошего понемногу.

Они еще поговорили некоторое время «за жизнь», потом легли подремать — до спора воды оставалось часа два.

На переборку Шелегеда взял лишь своих ребят и Татаринова.

— Остальные в следующую смену.

Кунгас вертко кланялся пенным волнам, волоча потихоньку тяжелый донный якорь. Слава Фиалетов долго примеривался, с какого подойти бока, чтобы не разбить борта. Порывистый ветер гнал густую морось, забивал глаза, неприятно щекотал кожу. Ближние сопки тоже в такт волнам плыли и кланялись, одетые в лохмотья грязноватого тумана. Вода здесь отливала каким-то зловещим красноватым оттенком. Такого цвета был берег, который дважды в сутки прилежно лизали большие осенние приливы.

Войти в невод на шестах, как это делали всегда, и речи не могло быть. Как только был поднят якорь, кунгас ходко и неукротимо понесло в сторону рыббазы. Шелегеда распорядился до конца распустить буксирный канат.

— Слава, милый, слушай сюда и запоминай. — Шелегеда сделал рукой плавный жест. — Бери левее и обходи невод. Круто не надо — боковую волну кунгас не любит. Не бойся, делай полукруг развернутым, а когда выйдешь на траверз Центрального троса, жми к берегу. Надо, чтобы кунгас оказался у правого садка с подветренной стороны. С твоего разбега мы должны влететь в садок, как нож в масло, понял? И обязательно носом. Повернет кунгас боком — развернуться не сумеем, рядом оттяжки Центрального. Порвать мы их не порвем, но сдвинем с места, значит, сдвинется невод. Усек? Да, впрочем, сам — Дом Советов.

Слава Фиалетов повертел носом, словно принюхиваясь, хмыкнул, но ничего не сказал.

— Вы, ребята, не прозевайте с поплавками, — Шелегеда повернулся к рыбакам. — Как коснется кунгас их, топите баграми канат, чтоб как нож в масло.

Татаринов покачал головой:

— Ну ты даешь! Я еще так не рисковал. Ничего себе — заводить кунгас со стороны моря. Хорошо, хоть мы успели до шторма прикрепить рамы к садкам. Сейчас вряд ли это бы удалось.

Слава нырнул в кабину. Катер лихо взревел и, расшибая волну, пошел в обход невода. Пружинно распорол воду канат, кунгас потащило в море.

Савелий и Антонишин с баграми наготове расположились на корме. Дьячков и Омельчук — по бортам. Шелегеда с Татариновым встали на носу. Шелегеда подумал, что Татаринов был, пожалуй, прав — в такую свистопляску рамы не закрепить. Ну ладно, пока хоть две загрузим, а там видно будет.

Катер, почти невидимый среди волн, сделал большой полукруг и повернул к берегу. Шелегеда азартно сжал губы: «Молодец, Славка! Молодчага! Все, гад, рассчитал». Теперь глядеть в оба. Он, насколько было возможно, выбрал канат, чтобы дать катеру возможность ближе подойти к берегу, приготовил багор. Порыв ветра все же бросил кунгас на балластные оттяжки — они с визгом прочертили по дну кунгаса, и вся его махина тяжело ухнулась носом на цепь поплавков. Татаринов ткнул багром в воду, нащупывая трос с поплавками. Шелегеда тоже всем телом уперся в багор, стараясь утопить его как можно глубже. Кунгас, по-хорошему, давно бы поволокло вдоль невода, но Слава умело притормаживал, маневрировал на одном месте задним и передним ходом. Наконец все почувствовали, что цепь поплавков осталась за кормой — кунгас вошел в садок. Волна здесь гасилась, ветер дул в спину, помогая быстро достичь «секреток» невода. Теперь предстояло, выбирая дель, вернуться назад, к раме. Как всегда, первым начинал Савелий. Зажмурив глаза, он перекинулся через борт, пошарил рукой в воде. Ага, вот и стенка «секретки». Сквозь нее он уцепился за донную часть садка и с плеском вытянул ее наверх. Слева помог Омельчук. Остальные тоже перегнулись через борт и ждали момента, чтобы ухватить и поднять по всей ширине садка тяжелую дель. Ветер рвал ее из рук, тянул кунгас в противоположную сторону, на Центральный стальной трос. Вот тут-то и пригодились большие гвозди, накануне вбитые по бортам кунгаса предусмотрительным Анимподистом. Вытащенную из воды дель цепляли за эти гвозди, подтягивались на полметра вдоль садка, снова цепляли. Такой метод позволял делать короткие передышки, чтобы расслабиться и согреть окоченевшие руки.

Но вот и рама. На нее прыгнул Витек, за ним Омельчук. То и дело приходилось с боков подрезать кошель, пропуская в садок часть улова. Савелий работал с шумным восторгом, покрикивал, торопил, успевал по ходу выбирать мусор, приглядывал, чтобы кунгас не развернуло боком. Одним словом, работал профессионально, с увлечением.

Наконец рама грузно осела по самые доски, иные рыбины, пружинисто изгибаясь, преодолевали это препятствие и тотчас исчезали в пенной воде. Если им повезет миновать невод Генерозова, уберечься от жадных зубов белухи и сеток браконьеров, то впереди на многие сотни километров откроется спокойная извилистая дорога в самое верховье Лососевой реки, где она круто поднимется галечными перекатами и меляками, тихими прозрачными омутками, удобными для метания икры. Еще несколько дней усталые рыбины будут держаться возле нерестилищ, охранять их от хариусов — любителей полакомиться красной икрой. Потом силы окончательно уйдут, худая и побуревшая телом кета безвольно унесется водяным потоком снова вниз, в скорую свою гибель. Кетинки-мальки перезимуют зиму под прочным щитом льда и весной по мутной воде скатятся в далекие моря, чтобы прожить жизнь и снова вернуться в родную Лососевую реку — дать потомство и умереть.

Вторую раму решили не загружать — это сделает вторая смена. Сейчас предстояло в целости и сохранности отбуксировать взятый улов. Кунгас решили оставить в неводе, чтобы не мучиться с его буксировкой. На рыббазу отправились Антонишин, Савелий и Омельчук.

Слава Фиалетов слишком поздно обнаружил свою ошибку. «Старый дурень! Надо было прямо от самого невода брать мористее…» Катер, несмотря на все его усилия, упорно сносило влево. Груженая рама — плавучий якорь — тянула вбок. Резко взять вправо Слава боялся — может накрыть боковая волна. Он до боли сжал баранку руля и оглянулся на ребят. Ладно бы со своей рыбой, а сейчас, что случись, скажут: мол, все ясно, рыбка-то чужая, душа не так болит…

Выбрав момент, Слава резко бросил катер вправо — БМК рявкнул, прыгнул носом, и тут Фиалетов почувствовал слабый-слабый толчок. Убрал газ и вывернул влево. Вовремя — волна накатила с кормы, приподняла суденышко и ушла вперед. Порядок.

— Осторожно! — крикнул в ухо Савелий. — Что-то не так с рамой.

Слава выждал очередную волну и опять попытался взять как можно мористее — канат натянулся, все увидели, что рама нырнула передним углом и не сдвинулась. Чего боялся Фиалетов, то и случилось — зацеп рамы. Он развернулся на сто восемьдесят градусов, ребята лишь успевали выбирать буксирный канат, чтобы не намотало на винт. Впереди точкой чернела палатка Татаринова. «Там, наверное, глаза на лоб вылезли, — подумал Слава. — Откуда им знать, что у нас произошло». Не доходя метров тридцать до рамы. Слава опять взял резко в сторону моря. Когда трос натянулся, все опять ощутили легкий толчок. Это серьезно!