Александр Андреев - Широкое течение

Но Антон никого уже не замечал, кроме Люси, тоненькой, хрупкой девушки в пестром платьице, с обнаженными руками. Он не отрывал взгляда от ее лица, украшенного задорными ямочками на щеках, необычайно живыми глазами, чуть приподнятыми к вискам, капризно и озорно вздернутым носиком и крупными локонами до плеч. Застигнутая врасплох, она встревоженно огляделась, как бы прося защиты: «Почему все молчат? Что он хочет сделать? Что подумают? Решат, что у меня с ним какие-то отношения… Да я знать-то его не знаю. Ну, встретились раза два. Ну, вырвалось слово. Нельзя же принимать все за чистую монету. Завтра всем будет известно… Дойдет и до отца. Вот будет дело!.. Да и от матери влетит. Как он нашел меня здесь? Нет, какая дерзость! Какое хамство! И все почему-то молчат. Его надо прогнать. Впрочем, все равно всем ясно, что он пришел ко мне», — согласилась Люся, но сделала вид, будто все это ее не касается и Антон пришел не к ней. Она склонила голову над тарелкой, ей хотелось скрыться от его взгляда.

Но Антон настойчиво смотрел на нее. «Так вот ты какая!.. Глаза прячешь, боишься… Обещала свидание одному, а пришла к другому. И к кому? К этому… с пробором!..». Он медленно перевел взгляд на Антипова.

Тот сидел бледный, растерянный, не понимая толком, что тут происходит. «Зачем пришел этот парень? — спрашивал он себя. — Что ему нужно? Неужели за Люсей? Вероятно, раз он так на нее уставился. Как она неосторожна! И как далеко может зайти в своем кокетстве… Может, пригласить его за стол, чтобы не подымать шума? Нет, это невозможно, это уж слишком, это равно капитуляции перед грубой силой. Его надо проучить, наглеца! Встать и выставить за дверь. А если не уйдет?.. Скандал! Нет, я ему сейчас скажу, чтобы он немедленно убирался! Все ждут моих действий, Что же я, в самом деле, не могу защитить себя в собственном доме?..» Антипов встал навстречу Антону.

В конце войны, весной, три товарища — Володя Безводов, Олег Дарьин и Антон Карнилин — окончили ремесленное училище в маленьком приволжском городке. Самостоятельная жизнь их началась с томительного ожидания: куда пошлют на работу? По вечерам в общежитии среди ребят разгорались жаркие споры: одни уверяли, что всех выпускников увезут на Урал и там поставят на самые важные участки — работай, достигай вершин; другие рвались на Горьковский автозавод; третьи — на восстановление Сталинграда; четвертые соглашались ехать в любой город, лишь бы на крупный завод.

Чтобы не терзать себя бесплодными гаданьями, товарищи уходили на берег Волги, бродили там по сырому скрипучему песку у воды или садились на обрыве под старой ивой, мечтательным взглядом провожали пароходы, заманчиво сверкающие в ночи огнями, молчали, а если и говорили, то все о том же — куда все-таки придется ехать.

В глубине души Антон мечтал о Москве, но мечта эта казалась ему несбыточной, — еще ни одного человека из училища не послали в столицу. А попасть туда ему хотелось…

За два года учебы сильные и разные по своему нраву ребята сдружились. Володя Безводов был душой группы кузнецов, комсомольским вожаком; разговаривая, он беспрестанно тер ладонью — со лба к затылку — свои черные волосы, приучая их к новой прическе, и оттого они, короткие и жесткие, стояли сердитым дыбом. Олег Дарьин, невысокий, резкий, заносчивый, с неугасимой и злой искрой в светлых глазах, втайне завидовал Антону Карнилину, вспыльчивому и неуступчивому парню, крепкого сложения, который по праву считался лучшим кузнецом в группе. Между ними никогда не прекращалась молчаливая и упорная борьба за первенство: мастер предсказывал им обоим большое будущее.

С искренней верой убеждали они себя и друг друга, что никогда не расстанутся, чтобы с ними ни произошло. Но вскоре дружба их нарушилась неожиданно и горько. Антона, как наиболее сильного из кузнецов, оставили на местном заводике «Труд», а Безводова и Дарьина с группой слесарей, токарей и кузнецов увез, с собой в столицу представитель одного из московских заводов.

Они так поспешно укатили, что не успели попрощаться с приятелем, и когда Антон, встретив мастера, узнал об этом, то с минуту оцепенело стоял перед стариком, потом сорвался с места, метнулся на берег Волги и там, уткнувшись лбом в шершавый ствол ивы, заплакал от обиды, зависти и одиночества, точно друзья предали его самым коварным образом.

Три года работал Антон терпеливо и с каким-то ожесточением. Война давно окончилась. Где-то за стенами завода, — он это чувствовал, — широко и бурно текла жизнь, полная трудового героизма и славы, а он ковал здесь, в крохотном цехе, на старых захудалых молотах столовые ножи и вилки. Конечно, и без вилок людям не обойтись…, но все-таки молодые силы требовали чего-то большего, масштабного…

Два раза Антон писал друзьям в Москву, но точного адреса он не знал, писал просто на завод, и письма возвращались назад.

А за это время появились новые знакомства, интересы, привязанности. У заводских ворот, на Доске почета, в ряду других передовых рабочих висел и его портрет… Но стремление в Москву не проходило, тлело где-то внутри, приглушенное каждодневными заботами, и ждало случая, чтобы вспыхнуть и охватить его со всей силой.

Как-то раз в мартовский синий вечер, когда мороз, крепчая к ночи, глушил веселый звон капели, Антон выбрался в кино. Как только в зале погас свет и, сопровождаемые торжественным голосом диктора, замелькали в темноте кадры кинохроники, он вдруг вскочил и всполошенно, на весь зал закричал, перекрывая звуки музыки: «Олег!» — он увидел Дарьина.

На него зашикали, и он медленно сел, ошеломленный внезапной встречей с бывшим «ремесленником». Олег был снят у молота, штампующим детали, затем в техническом кабинете Дворца культуры среди рабочих, с которыми он делился опытом: держал в руках поковку и объяснял им что-то. В заключение было показано крупное, во весь экран лицо Олега. Гордый, неукротимый огонь в отчаянных глазах потряс Антона. После хроники мелькали кадры кинокартины. Но он уже ничего не понимал и толком и не заметил, как окончился сеанс. Мимо, задевая за коленки, боком пролезали люди, зал быстро опустел, свет потух, а он все сидел, не двигаясь, как в забытьи. Уборщица, подойдя к нему и тронув за плечо, проворчала с беззлобным материнским укором:

— Вот так всегда; напьются да идут в кино спать. Эй, парень!..

Хоронясь в тени домов, долго бродил Антон по тихим, залитым лунным светом уличкам сонного городка, выходил на берег, под иву, слушал нежный свист ветра в голых ветвях, тяжкие вздохи и глухой треск льда на реке, затем вернулся домой и сел за письмо, позабыв, что когда-то недолюбливал Дарьина за гонор и чрезмерное самомнение.

«Здравствуй, уважаемый друг Олег! Пишет Вам Антон Карнилин, с которым Вы вместе учились в ремесленном училище № 9. Только что просмотрел кино, где тебя показывали как лучшего кузнеца, и хочу тебе сказать, что ты здорово, видно, прославился… Теперь, друг Олег, хочу описать тебе свою жизнь… С завода «Труд» я ушел — не поладил с начальством. Характер у меня, сам знаешь, какой… Устроился в Промкомбинат слесарем-наладчиком штамповочных станков. Оборудование здесь кустарное, а директора дольше полугода не задерживаются. Вот и работай тут… Да, Олег, ты достиг своей цели, ты при большом деле. А я тут выделываю жестяные украшения для кроватей, по-нашему «давочки», пряжки к дамским резинкам, кастрюли да наперстки. — И подумал, улыбнувшись: «Мне бы попасть в тот цех, где ты стоишь, я бы тоже кое-что смог…» — Если выпадет свободная минутка, черкани пару слов привета, если не забыл, конечно, не загордился. Ну, до свидания. Желаю Вам успеха в Вашей повседневной трудовой жизни. Не знаешь ли ты, где сейчас Володька Безводов? Может, встречаетесь, так поклон ему передай от меня, не забыл, чай. Остаюсь твой друг Антон Карнилин ».