Сергей Воронин - На своей земле

В этот раз он встретил его особенно сухо. За полчаса до прихода Кузьмы он беседовал с Иваном Сидоровым и узнал о том, как председатель отказался от механика.

— Может после этого у него болеть душа за наш колхоз? — спрашивал кузнец.

Степан Парамонович сочувственно поддакнул:

— Молодой он, все сгоряча берет, а колхозное дело требует спокойного раздумья. К тому же за многое берется, силы не рассчитывает, вот и получается все навыворот. Понятно, нет?

— Мне только одно понятно: подведет он нас под монастырь, — тряхнул головой кузнец.

— Ну, что у вас? — расчесывая гребнем мокрую бороду, спросил Щекотов Кузьму.

— Да вот, думаю, встречный взять, Степан Парамонович, — доставая из полевой сумки бумаги, ответил Кузьма, — на совещании председателей колхозов это обращение обсуждалось, а тут у меня мелькнула мысль, что ведь цифры-то эти взяты применительно к среднему колхозу…

— А наш, вы полагаете, конечно, как сильный? — в голосе Степана Парамоновича послышалась усмешка.

— А почему бы нам и не считать себя сильными?

— Ну-ко, дайте взглянуть. — Щекотов протянул к Кузьме за бумагами руку, большую, с толстыми коричневыми пальцами, похожую на корень, и, далеко отстранясь от листа, начал читать обращение. Прочитал, пошевелил бородой, чуть скосив ее набок: — Если мы столько вытянем, на что нас призывают, и то большое дело сделаем. Какие земли, мы еще досконально не знаем, как они уродят, покажет только осень, к тому же люди не проверены на работе. Исходя из такого дела, лучше взять то, к чему призывают, и выполнить, а иначе замахнемся и не осилим, конфуз на весь район выйдет. Бахвалами-то быть легко.

— Да почему ж бахвалами? Ведь прежде чем говорить о встречном, я тоже пораскинул мозгами. Что, мы не сможем на четыре пуда выше обязательства снять ржи с гектара или картофеля на три центнера больше? Если захотим, так сделаем. Вот я послушал на совещании, что другие председатели говорят, большой у некоторых замах. Уже сейчас поговаривают и об электростанциях колхозных и про повышение урожайности, и верится — добьются они, чего хотят. А ведь мы в одинаковых с ними условиях.

— Все это, конечно, так, да ведь чего зарываться-то, Кузьма Иваныч? Можно ведь и так сделать, старанье-то от нас никуда не уйдет, вырастим большой урожай, значит, честь и хвала нам, а не вырастим, так опять же никто не поругает…

— Это, значит, на самотек пустить? Нет, Степан Парамонович, так не выйдет. На то мы и даем слово, чтобы все время помнить об ответственности. Настоящая радость тогда приходит, когда ты поборешься, посомневаешься, а все-таки осилишь, добьешься. Вот не знаю, слышал ты или нет, а есть в Тихвинском районе овощеводка Валентина Трифонова. Так что ты думаешь, ведь она по тысяче центнеров капусты с гектара снимала…

— Будто бы… — усмехнулся Степан Парамонович.

— Да-да, по тысяче. Думаешь, легко ей было? Тоже, наверно, вначале, как брала обязательство, боялась, а вот сдержала слово. По ее примеру Мария Хромова собирается снять ранней капусты шестьсот центнеров. Это немало.

— Так ведь в других местах все обжитое, а у нас…

— Что у нас? — раздражаясь на неподатливость Щекотова, перебил Кузьма. — Мы счастливые, мы въехали в готовые дома, государство дало лошадей, коров… А ты посмотри, как начинали после войны жить люди на Украине или тут же, в Ленинградской области, где прошел немец. Жили в землянках и все-таки боролись за урожай. Да что я тебе рассказываю-то, что ты, не знаешь? А нам по совести положено с первого же года стать сильными.

— Так это, конечно, кто говорит, — сдаваясь или прикидываясь, что он соглашается, сказал Степан Парамонович. — Плохо ли стать сильным колхозом…

— В том-то и дело. — И тут — с Кузьмой случалось это довольно редко — он растроганно посмотрел на Щекотова и положил свою руку на его толстые шершавые пальцы. — Степан Парамонович, ведь хочется поскорее наладить жизнь. Бывало, на фронте соберемся мы у костра или в блиндаже и мечтаем: вот, думаем, кончится война, вернемся домой и начнем же работать! До того другой раз замечтаешься, что даже тоска нападет. И вот спроси в то время любого, вырастит ли он урожай вроде как Трифонова, никто бы не задумался, сразу бы ответил: «Выращу!» Помню, это было за Одером, стояли мы на ферме, хозяева убежали. В воздухе теплынь. Весна. И вот нашли солдаты плуг, впрягли коня и стали пахать, веришь ли, помолодели люди… Так что ж ты думаешь, что они сегодня делают?

— К севу, поди, готовятся, — ответил Степан Парамонович.

— К севу-то к севу, — несколько остывая, сказал Кузьма, — но как готовятся? Мне сдается, они не испугались бы взять встречное обязательство.

Степан Парамонович промолчал.

— В общем, дело, по-моему, так обстоит: встречное обязательство мы должны взять и выполнить, а для этого надо заблаговременно подготовиться. Основное, мне думается, надо организовать агрономический кружок, без высокой агротехники нам далеко не уйти.

— Без знаньев, конечно, куда уйдешь, — спокойно заметил Степан Парамонович.

— В том-то и дело. Надо добиться, чтобы каждый колхозник знал, как надо выращивать урожай, как надо ухаживать за культурами. Я думаю, завтра же разбить всех колхозников по звеньям — зерно, картофель, овощи — и соответственно для каждого звена своя программа.

— Это можно…

— Ну вот, — Кузьма придвинулся к Щекотову и, твердо чеканя каждое слово, сказал: — придется тебе, Степан Парамонович, взяться за ведение кружка, ты человек знающий и научить можешь многому.

Елизавета сердито махнула подолом.

— Есть ему время заниматься таким делом. Только ему и не хватало, чтоб еще лясы точить.

— Подожди, Елизавета, — мягко сказал Степан Парамонович.

— Как бы не так, буду я молчать. А вам так прямо совестно должно быть, председатель колхоза: почуяли, что мой мужик слабый на всякий уговор, и ездите на нем, только и знаете, что спрашиваете — как да что. На готовенькое-то всякий рад!

Кузьма взглянул на Степана Парамоновича, ожидая, что он осадит жену, но Щекотов молчал, внимательно рассматривая что-то на своей большой ладони. Он сидел, склонив голову, волосы у него были благообразно причесаны на прямой пробор.

— Интересно вы говорите. К кому же мне и идти, как не к Степану Парамоновичу, — сдерживаясь, сказал Кузьма.

— А уж как говорю, так и говорю, к вам занимать слова не пойду, — и, хлопая юбкой по валенкам, Елизавета прошла к лампе, убавила огонь.

— Так как же, Степан Парамонович, с кружком-то? — спросил Кузьма.

— Да что с кружком-то? — ответил Щекотов. — Чему мы учить-то будем? Пустое это дело.

— Ну, что ж, ладно, — надевая шапку, жестко сказал Кузьма, — свет не клином сошелся, поищем, найдем другого человека. А ты зря все же отказываешься, не для меня, для колхоза надо было постараться.