Юрий Рытхэу - Полярный круг

— Простите, что я вам сразу не сказал о своей болезни, — виновато произнес Кайо.

— Ну что вы! — возразила Наташа.

Через неделю Кайо выписался и стал готовиться к отъезду. Несколько раз встречался с Наташей.

С каждым днем все труднее и труднее им было расставаться, пока в один из вечеров Кайо не остался у Наташи. Это случилось неожиданно для обоих. Они смутились, проснувшись утром.

— Я никуда не уеду, — решительно заявил Кайо.

— Не говори глупостей, — сказала Наташа. — Езжай и возвращайся ко мне здоровым.

В день отъезда он утром попрощался с ребятами, а на вокзале провожала его одна Наташа.

— Я сразу же напишу тебе письмо, — пообещала Наташа. — Пока ты будешь ехать, оно следом за тобой будет идти.

В душе у Кайо, все как будто окаменело. От горечи разлуки, казалось, даже болезнь отступила, словно давая возможность свободно пережить тяжелое расставание.

— Наташа, — сказал он, прощаясь, — ты права. Главное не университет, хотя и это тоже важно. Главное то, что я теряю тебя, теряю Ленинград. Это самая тяжелая потеря в моей жизни. Когда умерли мои родители, я еще был молод, чтобы понимать, что такое тяжесть человеческой утраты. А теперь понимаю. Спасибо тебе за все. Самое лучшее, самое прекрасное воспоминание о Ленинграде всегда будет воспоминанием о тебе, о твоей доброте.

Глаза Наташи были полны слез. Они были темно-серые, как осеннее небо над Петропавловской крепостью. Слезы скатывались по щекам, падали на воротник.

— Прощай, Наташа! — крикнул Кайо, вскакивая уже на ходу в свой вагон.

— Нет, до свидания! Нет, до свидания! — повторяла Наташа, идя вслед за набирающим скорость поездом.

В Улаке Кайо действительно получил три Наташиных письма, ответил на них, потом еще раза два получал письма. Но интервалы были так велики — ведь тогда письма шли около полугода, — что переписка прекратилась.

Но воспоминание о Ленинграде у Кайо всегда было связано с образом удивительной девушки, оставшейся в его памяти рядом с высоким шпилем Петропавловской крепости.

…Через двадцать с лишним лет Кайо вошел в ворота, пересек первый двор, на котором были установлены фанерные щиты с планом крепости и толпились группы экскурсантов, и через вторую арку вошел в знакомый двор.

За двадцать пять лет вроде бы ничего не изменилось. Но что-то было такое… Двухэтажный дом был на месте. Его, видимо, недавно покрасили. Только арка ворот, ведущих во двор, почему-то была забита фанерой. В окнах дома ярко сияли неживым блеском лампы дневного света.

Чего же не хватало? В доме не было магазина. Значит, и жильцов в нем нет, раз нет покупателей.

На фасаде одного из домов по-прежнему было написано «Монетный двор». Тогда Кайо думал, что здесь печатают и чеканят деньги, и удивлялся тому, что здание снаружи не охранялось. Да, люди и сейчас работали в крепости, может быть даже кто-нибудь и жил здесь постоянно, но преобладала уже музейная атмосфера. Не было просто прохожих, торопящихся домой или на работу. Люди шли медленно, оглядываясь с любопытством, взирая на окружающие постройки, глядя себе под ноги на древние камни. Они обменивались сведениями, вычитанными в путеводителях, в исторических книгах, и ничего не говорили друг другу о своих делах, о работе, о близких, о своих переживаниях, болезнях, заботах. Эти разговоры были для другого места, для другого времени.

Кайо медленно обошел собор, двухэтажный дом, вышел через ворота на набережную, на песчаный пляж. Чувство грусти не покидало его. Наташу, наверное, можно разыскать, обратившись в справочное бюро. Но чем больше думал об этом Кайо, тем больше уверял себя, что этого делать не следует. Это уже прожитая жизнь, и она прекрасна именно тем, что ее нельзя повторить сейчас. Кайо теперь другой человек, и Наташа сегодня уже, конечно, не та… От того времени осталось только воспоминание, хорошее, может быть, полезное для новой жизни… Для новой жизни?

И вдруг в эту минуту Кайо с удивлением понял, что здесь, в Петропавловской крепости, он снова ищет то же самое, что искал двадцать с лишком лет назад. Он ищет свою родину, свое место на родной земле. И он нашел его. Пока у него возникло лишь смутное, но твердое ощущение того, что надо скорее возвращаться домой. Возвращаться для того, чтобы начать новую жизнь.

Сначала была жизнь в тундре, потом в интернате, поездка в Ленинград, в университет, встреча с Наташей. Все то время Кайо был примерно одним и тем же человеком. Он пережил потерю родителей, переехал из яранги в деревянный дом улакского интерната, а потом проделал огромный путь через большое пространство времени и земли из Улака в Ленинград. Возвратившись в Улак, Кайо уже начал чувствовать себя другим человеком. Поначалу он не очень задумывался над этим, лишь изредка удивляясь неожиданным для самого себя поступкам.

А это начиналась вторая жизнь, которая была озарена встречей с Иунэут, ее самоотверженной заботой, излечением от болезни, рождением дочери. В той жизни, которую он вел в тундре и в которой немного усомнился, встретившись со своим старым школьным приятелем Тато, ставшим директором школы, был свой особый смысл. Он заключался в том, что человек, сомневающийся в себе, имел возможность глубоко задуматься над собой, над своей жизнью. И труд там был особенный — пасти оленье стадо. Олени в тундре диковатые, и к ним нужен подход, нужно понимание другого существа, совсем не похожего на тебя.

Кайо хотел, чтобы дочь была всегда с ним, как с ним была тундра, белые облака над сопками, чистые реки, летающие снега на северных склонах холмов… И он был счастлив в тундре.

И вот дочь выросла. Стала жить собственной жизнью, отделившись от родительского ствола. Исчез главный смысл тундровой жизни. Что делать? Переселиться в Улак, занять квартиру в новом доме, охотиться на морского зверя? Рядом будет Маюнна. Правда, уже не совсем их, у нее своя семья, свои заботы…

Ну, а тундра? Может, все-таки остаться там? Ведь поразмыслить — главная работа осталась там. Вот где надо многое менять и переделывать. Так что на долю Кайо еще осталась работенка.

Может быть, это и есть смысл третьей жизни? Ибо землю надо делать прекрасной не поисками лучшего места, а тем, чтобы самому творить это прекрасное там, где ты извечно живешь.

Значит, надо идти навстречу новой жизни. И прежние две жизни тоже не зря прожиты, потому что без них невозможно было бы прийти к третьей своей жизни.

Пора в дорогу.

Кайо посмотрел на другой берег, на сияющие большими окнами дворцы, на красоту, сотворенную руками человека… Вдруг вспомнился новый Анадырь, поднявшийся светлыми домами на склоны тундровых сопок: идут дела и на Чукотке. Надо самому начать что-то делать. Теперь и настоящие силы есть для большой работы, к ним прибавились молодые — Алексея и Маюнны. И начинать надо в тундре, в том месте, где живешь. Сделать можно многое: и построить каменные дворцы, которые восхищают всех через столетия, изобрести такой вертолет, который мог опрыскивать оленей, не пугая их, и, может быть, даже вырастить дерево в тундре, придумать новое жилище для оленевода, где горячая вода текла бы из стенки, как в городской квартире…