Юрий Рытхэу - Полярный круг

Двое юношей начали танец. Это были те же движения, которые родились в синей глубине ледяных веков и потом распространились вместе с людьми по арктическому пространству. Эти жесты, которые используются артистами «Эргырона», сопровождали детство Нанока.

Сидящие в зале подпевали поющим и отбивали такт, хлопая по коленям.

После перерыва Нанок показывал промышленную Чукотку, большие обогатительные фабрики, рудники, строительство Билибинской атомной электростанции. Когда среди рабочих зрители видели чукчу или эскимоса, слышался гул.

Вспыхнул свет, и едва только господин Мадсен объявил, что можно задавать вопросы, как взметнулся лес рук.

— Как вы относитесь к тому, что белые люди понастроили на вашей земле эти заводы, фабрики? — спросил средних лет гренландец.

— Очень хорошо, — с улыбкой ответил Нанок. — Потому что вместе с белыми людьми все это строили и чукчи и эскимосы.

— Платят ли компании, которые разрабатывают природные богатства Чукотки, какой-нибудь налог местным жителям?

— В нашей Конституции записано, что земля и ее недра принадлежат народу, советскому народу, составной частью которого являются и жители Чукотки…

Поднялся с места долговязый мужчина, удивительно похожий на хорошего знакомого Нанока — Вуквувье из Пинакуля.

— Я был на вашей выставке и видел некоторые книги на эскимосском языке. Среди них сборник стихотворений поэта Анко. Чем объясняется недавнее возникновение литературы у советских эскимосов: ведь письменность у гренландцев существует с XVIII века?

Подумав немного, Нанок ответил:

— Я не литературовед, поэтому боюсь, что мой ответ не будет полным. Думаю, что наш поэт Юрий Анко в своих стихотворениях выражал ощущение обретения прочного места на земле, обретение подлинного человеческого достоинства, подлинных друзей, с которыми он может считать себя по-настоящему иннуитом, представителем великого народа — я имею в виду все народы Советского Союза. А почему не возникло литературы у гренландцев, несмотря на давнее существование письменности, вам лучше знать.

Человек, которого Нанок мысленно назвал Вуквувье, стоя выслушал ответ и спросил:

— Вот еще такой вопрос: заранее ли были заготовлены ответы на наши вопросы или вы сейчас сами отвечаете?

Смех и гул возмущения покрыл последние слова псевдо-Вуквувье.

— Я отвечу на этот вопрос, — спокойно сказал Нанок. Все насторожились. — Все мои ответы, конечно, давно были приготовлены. Более пятидесяти лет назад. Их начали готовить ночью 25 октября 1917 года…

— Я так и думал, — с удовлетворением сказал долговязый и сел, наконец, на свое место.

Что он имел в виду, так никто и не понял, зато молодые ребята громко смеялись над ним, а он, недоумевая, озирался вокруг, пока кто-то из рядом сидящих не крикнул ему в ухо:

— В октябре семнадцатого года у них произошла революция!

Пауль Мадсен, обладающий, несомненно, острым политическим чутьем, понял, что пора прекращать дискуссию. Он встал и чинно поблагодарил Нанока за интересную лекцию, выразив уверенность, что первая встреча между эскимосами Советского Союза и Гренландии послужит дальнейшему укреплению дружбы народов двух стран.

Снова появились бубны, и загремели песни холодных краев. На этот раз на свободное от стульев место выходили не только молодые ребята, но и пожилые эскимосы, убеленные сединами, старушки и даже маленькие детишки, которые только что тихо сидели на коленях родителей.

Через толпу к Наноку пробилась девушка.

— Простите меня, — застенчиво сказала она. — Я уже два дня пытаюсь подойти к вам. — Она вытащила из сумочки изображение палтуса, вырезанное из моржовой кости. — Это наш семейный амулет. Мне его подарил дед, а теперь я хочу преподнести это вам, как человеку из страны сказки, которую искали эскимосы.

Пауль Мадсен представил девушку:

— Это Наварана, внучка Петера Фрейхена.

Нанок от волнения ничего не мог произнести: внучка человека, который написал прекрасные книги об эскимосах!

— Я очень рад с вами встретиться, — взволнованно произнес Нанок. — Большое спасибо за подарок. Вот примите от меня и от моих земляков.

Нанок вытащил из портфеля фигурку белого медведя.

— Прошу вас подняться ко мне на чашку кофе, — сказал Пауль Мадсен.

Квартира директора дома гренландца помещалась на последнем этаже. Она была просторна, хорошо обставлена. В первой комнате, служившей, видимо, рабочим кабинетом, Нанока поразила великолепно подобранная библиотека по истории, этнографии и языку эскимосов. Он остановился перед книжными волками.

— Библиотека — моя гордость, — с удовлетворением произнес Пауль Мадсен. — Здесь есть книги Петера Фрейхена, конечно, полностью Кнуд Расмуссен, Кай Биркет Смит, дневники полярных путешественников, начиная от Норденшельда. Есть книги и советских авторов…

Нанок уже нашел книгу. Монография Георгия Сергеевича Менова «Азиатские эскимосы». Он помогал учителю, когда тот готовил книгу в печать, выверял правильность написания эскимосских слов, терминологию. Книга была издана на английском языке и хорошо иллюстрирована.

— Это замечательная книга! — уважительно сказал Мадсен.

— Автор ее — мой учитель, — с гордостью произнес Нанок.

Кофе был приготовлен в соседней комнате, на низеньком столике, окруженном мягкими креслами. Там уже сидели несколько приглашенных молодых эскимосов, среди них Мери Акалюк, Петер Ангмарлорток и Наварана.

— Здесь мы можем непринужденно поговорить, — улыбаясь, сказал Пауль Мадсен. — Может быть, у нашего гостя есть вопросы?

— Пусть каждый немного расскажет о себе, — попросил Нанок и посмотрел на Мери Акалюк.

— Что я могу о себе сказать? — слабо улыбнулась Мери. — Родилась я на острове Диско. Наше жилище было сделано из дерна, жести, толя и обрезков досок. Я помню, что у нас были очень пестрые стены — их оклеили картинками из иллюстрированных журналов. Зимой, когда топлива не было, голые красавицы покрывались инеем, и я почему-то радовалась этому. Отец работал грузчиком в рыбном порту. Мать мыла полы и посуду, стирала на белых людей. Грамоте училась в миссионерской школе, подросла — стала помогать матери: тоже мыла полы, посуду и стирала в домах белых людей. Потом приехал к нам Пауль Мадсен, увидел меня, поговорил с родителями и забрал с собой в Копенгаген. Здесь я уже третий год, кончаю ремесленную школу — научилась шить хорошую одежду… Вот вся моя жизнь.

Петер Ангмарлорток начал так:

— У нас дом получше, чем у Мери, хотя родители говорили, что родились в такой же хижине из дерна и обрезков жести. В доме есть даже водопровод. Отец занимает должность помощника телеграфиста: он тоже учился в Копенгагене и очень любит технику. Когда я был маленьким, он брал меня с собой на радиостанцию. Иногда мы ходили на американскую военную базу, которая находилась недалеко от нашего дома. Когда я закончил учение у себя в Туле, отец собрал деньги и отправил меня сюда учиться тоже на помощника телеграфиста.