Александр Поповский - Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

— Это частицы угля и выхлопных газов, — с самым серьезным видом поучал меня мой друг, — к которым примешались минеральная пыль и микробы…

В другой раз я от него узнал, что радиоактивная пыль, образующаяся после испытания ядерного оружия, увлекаемая облаками пыли в стратосферу, будет выпадать на землю в продолжение многих лет… За этой утешительной вестью следовала другая, давно известная из курса фельдшерской школы, — что дым содержит вещества, способные вызвать раковую болезнь, и существует зависимость между степенью загрязнения воздуха городов и заболеванием раком желудка.

Вслушиваясь в печальные рассказы Лукина, я с грустью вспоминал его прежние работы, о которых он так много и хорошо говорил. Запомнилась его мысль оградить от вредных газов фруктовые деревья, травы и овощные культуры. Зеленые растения, как известно, поглощают из воздуха сернистый газ в виде сульфатов, свинец, фтор и мышьяк и накапливают эти вещества в своих тканях. От ядовитых трав и плодов болеют люди и скот. Молоко кормящих матерей становится вредным и даже опасным для детей. Лукин добивался признания, что допускаемая законом и нормами концентрация газов в воздухе велика, заинтересовал своими материалами ученых, и заводам пришлось сократить выпуск вредных газов в атмосферу. Я не мог не сказать тогда Лукину:

— Ты истинный друг народа, и я горжусь дружбой с тобой.

Еще одна благодатная мысль осенила его и привела к успеху. Он увлекся идеей очищать воздух вокруг заводов пылезащитной полосой деревьев. Задерживая скорость ветра, зеленые насаждения принимают на себя выпадающие из воздуха пылинки. Ценой собственного загрязнения растительный покров очищает воздух от газов и золы. Городские власти и заводоуправления осуществили проект, и счастливый Лукин, чуть сгущая краски, считал эти нововведения «залогом долголетия» человека.

— Это только начало, — со свойственной ему страстью уверял он меня. — Вокруг Красноуральского медеплавильного завода высыхают деревья, от сернистых газов желтеют леса. Всему этому скоро придет конец.

Есть еще санитарная инспекция на свете: и газы отведем, и деревья посадим.

Со смертью Антона характер моего друга круто изменился. И в отношении к своей работе, и в обращении с людьми, и в своеобразном понимании долга Лукина было не узнать. Словно охваченный безумием, он все силы ума напрягал, чтобы всюду находить и раскрывать преступления. С жестокой беспощадностью к себе и другим он упивался чужими ошибками, малейшим промахом, всем тем, что прежде рождало в нем сочувствие и сожаление. От бессонных ночей и непрерывной работы он исхудал, щеки ввалились, лицо стало бледно–восковым. Только не меркли глаза, готовые вспыхнуть недобрым огоньком. Присмирел Лукин, притих, но только для вида. Внутри клокотало безумное желание припереть всех к стене, посмеяться, чужим горем облегчить свою душу.

Случилось, что на сажевом заводе дымоходную трубу нарастили. Чем выше дымоход, тем больше скорость ветра и тем дальше струю дыма уносит прочь. Похвалить бы людей за доброе дело, а Лукин вздумал акты писать. «Мыслить надо диалектично, — поучал он меня, — в одном случае высокая труба — благодать, а в другом — несчастье. Дым прежде стелился вокруг заводского двора и не доходил до рабочего поселка — высокий холм его защищал. Реальная обстановка требует, чтобы трубу укоротили».

Я призвал его к благоразумию. Нельзя требовать невозможного, условия производства не позволяют это делать… Никто с ним не согласится.

Он осыпал меня возражениями, в которых не было ни следа логики. Все его доказательства были рассчитаны на человека, одинаково незнакомого как с гигиеной, так и с техникой.

— Ты будешь мне говорить о неизбежных и законом допущенных загрязнениях воздуха, — с несвойственной ему сдержанностью в сочетании с воинственной ноткой, более рассчитанной на войну, чем на примирение, отвечал он. — Закон имеет в виду обстановку, в которой здоровые и сильные мужчины пребывают не больше семи часов в сутки. Ты же хочешь в этой ядовитой атмосфере выдерживать женщин, детей и больных стариков круглые сутки, всю жизнь.

— Опомнись, что ты мелешь, — взмолился я, — сажа не вредит здоровью людей. При чем здесь «ядовитая атмосфера»? Кто доказал, что всякие отклонения от среднего состава воздуха вредны или гибельны для человека? Нашему организму не так уж чужды химические элементы и ядовитые соединения. В них, как тебе известно, нуждаются наши ткани, без них страдает обмен веществ… В соках и клетках человека ты найдешь и мышьяк, и свинец, и ртуть…

В выражении его лица я не увидел ни смущения, ни раскаяния. Он с вызывающим видом ухмыльнулся и сказал:

— Из–за сажи невозможно форточку открыть, вывесить белье для сушки.

Ничего больше он прибавить не мог…

С той же ожесточенностью и неуступчивой решимостью он завел бессмысленную тяжбу с директорами парфюмерной и кондитерской фабрик. Ему удалось в эту историю втравить начальника санитарно–эпидемиологической станции и некоторых специалистов. Кто–то ему побаловался или сам он пришел к мысли, что запахи духов и кондитерских изделий неприятно влияют на самочувствие населения. Так как, согласно требованиям гигиены, в воздухе не должно быть посторонних запахов. следовало, по мысли Лукина, принять срочные меры. Он грозил спор довести до Совета Министров. На возражения, что к запахам привыкают, он заявлял, что привыкание — симптом хронического отравления, и пренебрегать им нельзя…

Человек этот сошел с ума, он находил угрозу человеческому благополучию там, где ее нет и быть не могло. Что за причуда всех клевать, нужно, не нужно — заводить ссоры? Я не мог смолчать и однажды в сердцах сказал ему:

— Ты говорил, что гигиена наука деликатная, воспитывающая в нас разумное начало, гигиенист не прокурр, а учитель…

— Говорил, но это было до смерти Антона, — ответил он мне, — меня никто не пожалел, и я никого щадить ненамерен… Что же касается кондитерской и парфюмерной фабрик, ты, как никто, должен знать, что любой раздражитель, приятный и неприятный, может стать невыносимым и болезненным, когда его навязывают нам…

Однажды Лукина едва не уволили, и мне стоило трудов, о которых мой друг никогда не узнает, спасти его репутацию… Не помню уж, как и где он ввязался в спор с директором одного из заводов и в резкой форме бросил ему: «Воздух, которым мы дышим, входит в наш рацион, и долг наш — заботиться об этом продукте литания… Когда вредная примесь составляет одну миллионную часть, мы вдыхаем ежедневно миллиграмм отравы… Мы не можем позволить себе быть беспечными, а вам — отравлять людей». Директор пригласил комиссию из специалистов, и выяснилось, что инспектор неправ.