Александр Поповский - Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

Она вспомнила и с трогательной нежностью произнесла его имя: Лукаш! Так бы и сказали, ведь вас не узнаешь, вы у нас в белье щеголяли, в первый раз вас одетым вижу.

Елена Петровна дружески протянула руку и тут же невольно отпрянула, — в заложенной за спину руке был зажат букет роз.

— Вам, моя спасительница, — не обижайте, возьмите. Цветы эти я племяннице вез по случаю ее дня ангела, вдруг слышу, что у вас вроде праздника. Тут у меня, думаю, должок посолидней. Там подождут, не в этом году, в другом расквитаюсь. Поздравляю, Елена Петровна, с семейным торжеством, так, кажется, вы говорили, желаю всего, всего… Возьмите. Или погодите.

Он поспешил к своему столику, вынул из бумаги белую вазу, налил в нее воды и поставил свой подарок с цветами на стол.

— Не смею вас беспокоить, — откланиваясь, произнес он, крепко пожимая протянутую руку.

Бызает иной раз, что на душу человека ляжет накипью память о давнем событии. Забыть его нельзя, и оно годами отягощает душу. Сам по себе случай ординарный, самый строгий судья не нашел бы в нем повода для обвинения, взыскательный моралист прошел бы мимо, а человек лишился покоя. Нечто подобное случилось с Еленой Петровной в бытность ее участковым врачом.

В один из приемных дней пришел к ней этот Лукаш. Говорил он очень много, невпопад. «У меня не стало радостей жизни, все не по мне и ничто более не веселит». Изволь по такому анамнезу назначить ему лечение. Она не очень поверила больному, заподозрила, что он прикрашивает собственные ощущения и кажущееся выдает за подлинное. На всякий случай она поручила лаборанту исследовать кровь и желудочный сок больного. Из анализа выяснилось, что в крови недостаточно гемоглобина и в соке не хзатает кислоты. Сочетание подозрительное, врачу следует обратить на это внимание, но предубеждение берет верх: Елена Петровна назначает бром и готова уже с больным расстаться. У самых дверей он вдруг спрашивает ее: «Почему я, доктор, встаю по утрам разбитый, хожу будто в воду опущенный?» Слова эти сразу ее отрезвляют, она спускается с ним в рентгеновский кабинет, долго и напряженно изучает желудок, заглядывает в него гастроскопом и различает что–то вроде полипов. Неделю спустя она оперирует больного и находит у него рак. Врач сделала все, что смогла: удалила желудок, выходила Лукаша и вернула его к жизни. Многое с тех пор забылось, а память о больном, которому она не поверила и едва этим не погубила, бременем легла на совести Елены Петровны.

Она решила рассказать это мужу, как только он спросит ее. Прошла минута, другая, а Андрей Ильич почему–то молчал. Она погрузила лицо в мягкие лепестки букета, уселась удобней с твердым намерением ждать, и тут же все выложила ему.

Увлеченная воспоминаниями, она не заметила, что взволновала своим рассказом Андрея Ильича. Мысли Елены Петровны были слишком далеки, они бродили в палатах института, там, где больного Лукаша недавно возвращали к жизни.

— Мы упрекаем больных, что они недостаточно следят за своим здоровьем, — сказал Андрей Ильич, — а сами порой ведем себя более чем неосторожно.

Снова его голос прозвучал нарочито спокойно и ровно, она взглянула на него и увидела знакомое выражение сосредоточенности, взгляд напряженный и острый. «Неужели он все еще думает о том же, — спрашивала она себя, — когда же этому будет конец?» Она знала своего мужа, обычно сдержанного и вдумчивого, склонного помечтать и пофантазировать, упрямого в своих желаниях и беспомощного в минуты страдания. И боль обиды и разочарования неизменно застает его врасплох. Тревога глубоко зароется в сердце, движения станут медлительными, неуверенными, низко опущенные веки и расслабленные мышцы придадут лицу выражение рассеянности.

Елена Петровна придвигается к мужу, и ее пальцы начинают упрямо барабанить по краю стола.

— Ты говорил, что серебристый ковыль призывает нас вспомнить о природе. Сознайся, ты сейчас думаешь о другом. Вокруг нас столько любопытного, а ты умеешь все подмечать, почему бы тебе и самому не поглядеть и со мной не поделиться?

Он улыбается краешком губ, словно не позволяет себе от души улыбнуться.

— Ты обещала сегодня, — с укором звучит его голос, — не говорить о хирургии, не касаться ее.

— О хирургии действительно был уговор, но не о хирургах.

— Неужели нам не о чем больше говорить?

— Конечно, не о чем, — сознается она, — ведь главным образом этим мы и живем.

Он не успевает ей ответить, пароход издает протяжный гудок и поворачивается к маленькой пристани, прилепившейся к высокому берегу. Это напоминает супругам, что путешествию пришел конец. Ровно через час раздастся такой же гудок и пароход отвалит от пристани в обратный рейс.

Спускаясь по трапу, Елена Петровна вдруг почувствовала себя усталой и разбитой, как если бы она все время тянула этот большой пароход с его якорями, мачтами и пассажирами… Ступив на мостки, она даже покачнулась от слабости, но быстро взяла себя в руки, ухватилась за поручни и была очень довольна, что муж, оттесненный толпой пассажиров, ничего не заметил. «Странно, — думала она, — меня качает из стороны в сторону, откуда эта слабость? Солнце ли так разморило меня или споры с мужем утомили?» Даже в мыслях Елена Петровна не связывала это с тем, что случилось за завтраком, и теми опасениями, которые муж высказывал намеком. Она вспомнила вдруг Лукаша и признание, сделанное им на приеме: «Почему я, доктор, встаю по утрам разбитым, хожу будто в воду опущенный?» — и это не связала со своим состоянием.

Андрей Ильич взял жену под руку и увлек за собой. Она подчинилась неохотно. Никогда ей не хотелось так растянуться на земле, лежать без мыслей и чувств.

От пристани они пошли песчаной тропинкой вдоль кромки воды. С обеих сторон стояла высокая трава со вкрапленными в ней синими и желтыми цветочками.

В другой раз она бросилась бы их собирать и не позволила бы мужу стоять в стороне, теперь эти цветы были ей безразличны. С реки дул ветерок, но он не смягчал палящую жару. На листьях деревьев и на траве блестели еще капельки дождя, отсыревшая почва местами уходила из–под ног, а воздух казался ей сухим и душным.

Они шли, прижавшись друг к другу, каждый занятый своими мыслями. Тропинка вела к маленькому мысу, заслоненному от пристани нависшей скалой. Вот уже несколько лет, как они в этот день приезжают сюда купаться. Андрей Ильич осторожно высвободил руку из руки жены и усадил ее на траву рядом. Делал ли он вид, что не замечает ее состояния, или в предвкушении предстоящего удовольствия забыл недавнюю тревогу, — он сбросил одежду и нырнул в воду.

Елена Петровна раздевалась долго, поддавшись искушению, растянулась на траве, но вскоре встала и с притворной уверенностью направилась в воду.