Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

33.3C. 80. …я видел совершенно отчетливо, и свидетельствую об этом миру. —

В христианстве «свидетельствуют миру» обычно о Спасителе. Комментируемая фраза – компиляция из новозаветных формул: «И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру» (1 Ин. 4: 14); «Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы» (Ин. 7: 7); «И я также свидетельствую всякому слышащему словa пророчества книги сей» (Откр. 22: 18).

33.4 …погрузился в тот сон, с которого начались все твои бедствия?.. —

Словосочетание «твои бедствия» – из Библии: «Блаженны скорбевшие о всех бедствиях твоих» (Товит. 13: 14).

33.5 …я еще запомнил, что сумел наконец совладать со стихиями… —

То есть стал сильней царей, так как это «пушкинская» аллюзия: «[Покойный царь (Александр I)] молвил: „С Божией стихией / Царям не совладеть“» («Медный всадник», ч. 1).

33.6 …о нет! Я лгу опять! я снова лгу перед лицом Твоим, Господь! —

Ситуация «ложь грешника/-ов перед лицом Господа» – из Ветхого Завета: «Когда Он убивал их, они искали Его и обращались, и с раннего утра прибегали к Богу, и вспоминали, что Бог – их прибежище, и Бог Всевышний – Избавитель их, и льстили Ему устами своими и языком своим лгали пред Ним; сердце же их было неправо пред Ним, и они не были верны завету Его» (Пс. 77: 34–37).

Формула «(не) лгать перед Лицом Твоим» встречается и у поэтов. У Блока например: «Дай мне неспешно и нелживо / Поведать пред Лицом Твоим» («Возмездие», пролог).

33.7 …сложа весла, отдался мощному потоку грез и ленивой дремоты… —

Аллюзия на название стихотворения Пастернака «Сложа весла» (1917). Ср. также у Тютчева: «Я, сонный, был предан всей прихоти волн» («Сон на море», 1830) и «А ты плыви, плыви, ладья, / Куда несет поток» («Приветствие духа (Из Гёте)», 1827–1829).

А в ленивую дремоту погружался не только Веничка, но и ранний селянин у Пушкина:

(«Приметы», 1821)

По мнению Левина, именно здесь, в Орехове-Зуеве, Веничку выносит на перрон, и он попадает в электричку, идущую в обратном направлении, то есть в Москву ( Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 75). Пожалуй, это наиболее рациональное объяснение тому, что поэма заканчивается в Москве.

33.8C. 80. Все ваши выдумки о веке златом… ложь и уныние. —

Словосочетание «златой/золотой век» в значении «счастливая, беспечная жизнь» восходит к Гесиоду («Труды и дни») и к Овидию («Метаморфозы», кн. 1). У Булгакова, например, Мастер вспоминает о своей безоблачной жизни: «Службу в музее бросил и начал сочинять роман о Понтии Пилате…Это был золотой век!» («Мастер и Маргарита», ч. 1, гл. 13).

Однако в данном контексте источником заявления Венички следует считать не литераторов древности, а Блока: «[Поэты] Разнежась, мечтали о веке златом…» («Поэты», 1908). Жизнь поэтов, представленная в этом ироническом скетче, действительно «лжива и уныла», и никакой реальный «златой век» им не грозит, так как каждый из них

(«Поэты», 1908)

Златой век остается лишь поэтизированной иллюзией, свойственной более поэтам, нежели обывателям:

(«Поэты», 1908)

И здесь же содержится знаменитый блоковский лозунг: «А вот у поэта – всемирный запой, / И мало ему конституций», который также без труда проецируется на идеологию «Москвы – Петушков».

О золотом веке сказано и у Ахматовой: «Это – из жизни не той и не той, / Это – когда будет век золотой» («Справа раскинулись пустыри», 1944).

Также, в контексте отсылок к Бахтину (29.26, 31.15), возможна и полемика политического пессимиста Венички с апологетом торжества коллективного народного «тела»: «Народно-праздничные формы глядят в будущее и разыгрывают победу этого будущего – „золотого века“ – над прошлым : победу всенародного изобилия материальных благ, свободы, равенства, братства. Эта победа будущего обеспечена народным бессмертием» ( Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 282).

33.9 …я-то, двенадцать недель тому назад, видел его прообраз, и через полчаса сверкнет мне в глаза его отблеск – в тринадцатый раз. —

Мотив роковой «тринадцатой пятницы» – см. 18.32.

33.10 Кто там, облаченный в пурпур и крученый виссон, смежил ресницы и обоняет лилии?.. —

Словосочетание «облеченный в пурпур» использовалось Блоком: «На гладях бесконечных вод, / Закатом в пурпур облеченных, / Она вещает и поет…» («Гамаюн, птица вещая (Картина В. Васнецова)», 1899). См. также 18.27. Сходная формулировка вопроса встречается у Пушкина: «Кто там в малиновом берете / С послом испанским говорит?» («Евгений Онегин», гл. 8, строфа XVII).

33.11C. 80. …смежил ресницы… —

закрыл глаза. Традиционный поэтический штамп, есть у того же Блока: «Всё, что в сердце, смежило ресницы» («Очарованный вечер мой долог…», 1901), или у Цветаевой: «И лягу тихо, смежу ресницы…» («А все же спорить и петь устанет…», 1917).

33.12 …раздвигаю кусты жасмина… —

В дополнение к просто «жасмину» (14.3) «кусты жасмина» также обнаруживаются у поэтов – например, у Ходасевича: «жасминные кусты» («К музе», 1910), и у Сологуба: «жасминовый куст» («Расточитель», 1917).

34.1C. 80. Крутое —

железнодорожная платформа на магистрали Москва – Владимир.

34.2 Тихонов. —

См. 3.1.

34.3– Я отрабатываю тезисы. Все давно готово к выступлению, кроме тезисов. А вот теперь и тезисы готовы… —

3 апреля (по старому стилю) 1917 г. Ленин вернулся из-за границы после 9-летнего отсутствия в России, вызванного преследованиями полиции. Сразу же по прибытии на площади у Финляндского вокзала в Петрограде с броневика, в окружении большой толпы солдат и рабочих, он произнес зажигательную речь, в которой провозгласил курс РСДРП(б) на социалистическую революцию. Спустя несколько дней (7 апреля) на собрании большевиков в Таврическом дворце он выступил уже с более рациональным докладом на ту же тему – «О задачах пролетариата в данной революции». «Это были знаменитые Апрельские тезисы, вооружившие большевистскую партию гениальным планом борьбы за переход от буржуазно-демократической революции к социалистической. Владимир Ильич наметил в этих тезисах главные политические и экономические задачи партии» (Родина советская. Исторический очерк. М., 1981. С. 7).