Александр Русов - Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть)
- Название:Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советская Россия
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:5-268-00143-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Русов - Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть) краткое содержание
Повесть «Судья» и роман «Фата-моргана» составляют первую книгу цикла «Куда не взлететь жаворонку». По времени действия повесть и роман отстоят друг от друга на десятилетие, а различие их психологической атмосферы характеризует переход от «чарующих обманов» молодого интеллигента шестидесятых годов к опасным миражам общественной жизни, за которыми кроется социальная драма, разыгрывающаяся в стенах большого научно-исследовательского института. Развитие главной линии цикла сопровождается усилением трагической и сатирической темы: от элегии и драмы — к трагикомедии и фарсу.
Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Но случилось так, что однажды он уехал от той, которая стала его женой, и теперь шел по хрустящей под ногами дорожке к продовольственному магазину, чтобы купить бутылку водки и отметить с родственниками день своего тридцатилетия.
7
Надо отдать профессору должное: он не раз предлагал мировую.
— Если не хотите думать о себе, Андрей Александрович, подумайте о сотрудниках. Им должно быть обидно не получать премий, когда остальные получают. Не занимайтесь донкихотством, спуститесь на землю.
Со временем у нас — я имею в виду нашу группу — выработалось противоядие к искушающим речам профессора. Все знали: обитатели триста сорок третьей комнаты отличаются не только иным стилем жизни (нас называли полуночниками), но и как бы иными представлениями о ценностях и наградах.
После того как Б. И. Южный под благовидным предлогом забрал у меня двух сотрудников, оставшиеся вырыли ров вокруг крепости, и отныне голыми руками нас было не взять. Будто отрешенные от практических забот сегодняшнего дня, мы жили, пожалуй, где-то в грядущем пятнадцатилетии, в 1982 году, тогда как шеф надежно окопался в своем 1952-м. Шестидесятилетний профессор удачно перестроился или совпал со временем, являя собой модный ныне образ руководителя, действующего не с помощью громкоговорителя, но управляющего машиной исключительно экономическими рычагами. И мы, осколки романтической поры, видимо, сильно раздражали его. Наесться, напиться, насытить ближних, купить все, что только можно купить, потребить больше других — и на том закончить свою жизнь? Это было не для нас.
Уже задним числом я пытаюсь понять: что заставляло нас так отчаянно сопротивляться все эти годы под открыто развернутым знаменем, откуда брались силы?
Как ни назвать наше противоборство: борьбой нового со старым, романтики научного поиска с приземленностью умеренного процветания (искусственно затянутого отцветания Б. И. Южного и тутти кванти) — все окажется не вполне точным. Одна Катя, пожалуй, более или менее ясно представляла себе положение вещей, ибо каждый вечер измученный дневной борьбой Лаокоон перелистывал перед ней страницы этого утомительного романа.
О господи, мы жаждали новизны, свежести, открытий! Среди более чем тридцати вполне правоверных учеников и последователей Южного мы, кстати сказать, самая молодая группа лаборатории, ощущали долг перед человечеством, желание, жжение, потребность быть иными. Неверно утверждать, что из этой потребности родилась наша тема. Скорее наоборот. Мы ощущали себя солью земли, забывая о том, что самой землей был как раз Б. И. Южный и его праведные сотрудники.
Еще до поездки во Львов я замечал, как в последнее время что-то происходит с нашим поколением. Будто жили мы каждый сам по себе, растворенные в большом деловом мире, — и вдруг кто-то невидимый протрубил сбор тридцатилетним, мы побежали и стали строиться по росту. Должностной мир менялся на глазах: старики уступали место молодым. К нам приглядывались, нас выдвигали, на нас надеялись. И мы торопились — каждый по-своему.
Тем временем, как иные наши друзья бойко взбирались на близлежащие холмы и холмики и укреплялись там, мы лезли на гору по вертикальной стене. Жизнь гудела где-то внизу, под нами, Южный неистовствовал, уговаривал, угрожал, соблазнял, а мы словно оглохли от высоты.
8
Лукино 27183 31 1540
Москва Г-146 Фрунзенская
набережная 40/2 кв. 56
Березкиной
Я у мамы буду Москве через три недели
=Андрей=9
На львовской конференции я прочитал сорокаминутный доклад, хотя программой в соответствии с нашей старой, прошлогодней заявкой предусматривалось десятиминутное сообщение. Зимой окончился некий затяжной индукционный период в работе — время накопления экспериментальных данных. Как на проявляемой фотографии, начала проступать цельная картина, фрагменты которой писались в течение десяти лет. Словно до сих пор мы владели множеством драгоценных и даже по-своему красивых черепков, а однажды смогли вдруг собрать из них, восстановить разбитый сосуд, не только прекрасный по форме, но и неожиданный по своему назначению. Это произошло в те несколько месяцев, когда отпечатанная программа конференции уже лежала на одном из рабочих столов в нашей триста сорок третьей комнате.
Пора было вступать в большое дело. Пробил наш час. Мы заново подготовили демонстрационный материал — двадцать слайдов, и, приехав во Львов, я думал лишь о том, удастся ли заполучить необходимое для доклада время. Дать его, кажется, мог только один человек, к которому я и решил обратиться.
— Знаете, — сказал он, — всем молодым докладчикам почему-то не хватает времени. В этом сказывается отсутствие дисциплины мышления.
— Вместо частного сообщения мне необходимо сделать общий доклад.
— Во-первых, нужно было думать об этом раньше, а во-вторых, — сказал председатель, — во-вторых, молодой человек, не стоит занимать внимание квалифицированной аудитории в течение часа, когда достаточно десяти минут.
— За это время я берусь доказать вам обоснованность моей просьбы.
Не думаю, что в другое время я или иной на моем месте решился бы разговаривать с академиком подобным образом. Но тогда я чувствовал силу, наше право осчастливить мир и потому, возможно, излишнюю резвость. Скорее из педагогического желания проучить меня за дерзость, нежели из любопытства, председатель присел на одно из боковых сидений в конференц-зале.
— Только самое главное, — сказал он. — И пожалуйста, короче. Нарисуйте, что хотите сказать, — так будет быстрее. К счастью, имеется возможность с помощью двух-трех символов сказать то, на что другим требуются километры слов.
Я нарисовал на листе бумаги несколько схем реакций.
— Укажите условия.
Я сделал это также молча.
— Чем объясняете столь неожиданный результат?
«Нашим ослиным упрямством, — хотел я сказать, ликуя. — Верой в то, во что никто, кроме нас, не верил».
— Особой формой радикального состояния.
— Какой именно?
— Пока не знаю.
— Есть доказательства?
— Да.
— Нарисуйте. Я нарисовал.
— В самом деле. Ваши соединения токсичны?
— Мы преследуем фармакологические цели.
— Простите, вы из какой организации?
Я назвал.
— Г-м.
— Могу ли я надеяться?
— Надеяться на что?
— Что мне дадут время.
— Разумеется. Нужно только посмотреть программу и решить, когда это лучше сделать.
Свой доклад я прочитал на второй день и потом почти не появлялся на заседаниях, потому что все оставшиеся дни мы проводили вдвоем с Ингой. Происходящее в конференц-зале постепенно теряло смысл, я точно проваливался куда-то.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: